Людмила Байрачная: Я, наверно, из прошлого века. Сборник стихов

– Да от ваших скандалов, истерик и слёз
Иногда проще без вести кануть и точка.
– Да не нужно мне ваших угрюмых угроз.
Вы ж пустышка, ничто, пустоты оболочка.

Зашуршал в уголочке тихонько старик,
Приоткрыл замутненные дрёмой глаза.
Оказалось, вполне ещё годный мужик.
По щеке одиноко бежала слеза.

– Каждый год я катаюсь известным маршрутом
В деревеньку с красивым названьем Дунай.
Там под сенью берез моя дремлет Анюта.
Там соседи всегда наливают мне чай.

Сорок лет. А как будто вчера только встретил.
Ясноокую, нежную, в ситцевом платье.
Она что-то спросила, я что-то ответил.
Разлился её голос внутри благодатью.

Тридцать лет душа в душу. Десять лет как один.
И ни разу ни словом её не обидел.
Я дожил до морщин, ревматизма, седин.
Только женщин других не хотел и не видел.

Двое слушали молча, вжав головы в плечи.
И на лицах читалось волненье и боль.
За окошком стучали колёса картечью,
Бередя на изношенных душах мозоль.

– Сколько желчи, издёвок друг другу сказали,
Умножая обиды свои вновь и вновь.
Это даже не страсть. Вы ещё не встречали
На пути своем «мудром» простую Любовь.

Где-то скрипнет тихонько усталая дверь,
Птичий крик отразится в колодце домов.
Ты устала от частых и горьких потерь
И от резких и колющих душу слов.

Он опять не пришел. «Понимаешь, дела.
То да сё, закрутился, забыл про свиданье».
Ты напрасно его в жуткий холод ждала
И напрасно искала ему оправданье.

Он не любит тебя. Это больно признать.
И больнее в сто крат признавать пораженье.
Слёзы жгут изнутри. Без оглядки бежать!
Пока есть ещё крохи к себе уваженья.

Так бывает, пойми. Сердце тянет не к тем,
И не наших людей выбирает рассудок.
Это самая грустная среди всех теорем,
Это правило, жизнь. Доказательств не будет.

Просто как-то однажды ты встретишь ЕГО —
Твоего до рубцов на измученном теле.
И поймешь, всё, что было, – пустяк, ничего.
И не стоило даже жалеть о потере.

Гордый нрав, молчалива, во взгляде усталость,
Сжаты губы упрямо, чуть вздёрнуты плечи.
Про таких говорят: «Недотрога», «Зазналась».
А кто знает, несмело шепнёт: «Время лечит».

Она тихо скулит, пряча боль под подушку
За закрытыми окнами в темной квартире.
Но упорно судачат ей в спину старушки,
Вспоминая того, при погонах, в мундире.

Его твёрдую поступь по старой брусчатке,
Неизменный букет бледно-розовых роз.
Ярко-белые – солнце слепило – перчатки,
И застывший в глазах, словно камень, вопрос.

Жаркий май, их горячие, пылкие встречи,
И её звонкий смех над берёзовой чащей.
Как он кутал в мундир её хрупкие плечи
Средь вечерней толпы, неустанно спешащей.

И как двор опустел в одночасье в июне,
Как потухли глаза за широкой оправой.
Как она из веселой всегда хохотуньи
Стала гордой, надменной и величавой.

Ни пол-словом она никому не призналась.
Лишь однажды всплакнула прилюдно под вечер.
Про таких говорят: «Недотрога», «Зазналась».
А кто знает, несмело шепнёт: «Время лечит».

Ты давно запустила безумье по венам.
Кровь бурлит от случайно услышанной фразы.
Возвела в семь аршинов бетонною стену.
Тихо молит пощады измученный разум.

Ты других не услышишь – бетон не пропустит.
Подослепла душа в бесконечных метаньях.
За бравадой ты прячешь банальную трусость
В своей пустотелой среде обитания.

Ты забыла, как ярок пурпурный закат,
Как прекрасны влюбленные в зиму рассветы,
Как кружило весельем кольцо эстакад,
Как шуршали вдвоём по заросшим кюветам.

Растеряла привычную лёгкость шагов,
Растоптала бездумно зачахшую веру.
Льется злость на себя, не щадя берегов,
В твоей темной, унылой и затхлой пещере.

Ты себя износила, срываясь на крик.
Пустота – твоих будней, увы, повседневность.
Впереди ничего. Безысходность. Тупик.
Застилает глаза беспросветная Ревность.