Инна Фидянина-Зубкова: Гневное добро. Древний мир

И трава-мурава вдаль манит.
Брошу всё, уйду в леса, да небрит
зарасту своей волоснёй,
а кикимора и водяной
станут мне роднёй.

Превращусь я сам в Лешака,
украду Марьяну, будет моя!
Зарастёт и невеста волоснёй,
станет паклею трясти, а не косой.

Не посмотрит на неё бар, купец.
Стану детям я её – строг отец.
Побегут ребятки по полю!

А свою семью я сам отмою,
заплету всем косы, сбрею морды,
и прям к тёще ко двору:
– Мам, дверь откройте,
вот ваш зять-молодец,
вот ваши внуки!

«Где ж были вы?»
– Ай, в лесу не знали скуки! —
и пойдёт плясать жена,
да спляшет тёща,
ну а тесть-холодец и того хлеще!

* * *
Вишь, бог Перун, где счастье-то бывает,
когда из леса Чёрт тебе моргает.
А ты коси, косец, не зная горя.
Постучись-ка в дверь, авось откроют!

Не гневи ты мою душу,
я нагневался, я намаялся
и на белый свет опечалился.
Я весь белый свет ненавижу так!
Всё черным-черно али я дурак?

Я во поле, на коня:
не ищи бел свет меня!
Да накину кольчугу,
оставлю дома подругу
и до самой росы
кинусь, брошусь в басмачи:
пущай у ляха
надвое ряха!

Не гневите мою душу,
я так добр, что уж не слышал,
как кричали до зари
ляхов бабы: «Палачи!»

* * *
Добрый витязь, добрый конь,
добрый мир. И я влюблён
в добрый, добрый старый свет!
«А где новый?» Его нет.

Что ты, князь-княжище,
смотришь за реку`?
Татарин что ль там рыщет?
– Да что-то не пойму!

Верный конь твой рыжий
даже не фырчит,
мордою бесстыжей
лишь чуть-чуть хрипит,
замер, ждёт посыла:
к реке, к траве, домой?

Что ж за степью было,
то ли грохот-бой?
Не шелохнётся княже:
вдруг забрезжат войска
и на степь гулко ляжет
золотая орда!

Тишина за рекою,
пахнет ветром сырым
и с глубокой тоскою
разорвёт грозовым:
ай стенищею встанет
дождь, дождище,
дождёк!

Скачи уж, князь, на пирище
пока весь не промок.

Князь Гвидон в весь мир влюблён,
в весь мир влюблён наш князь Гвидон!
А князю Гвидону жену бы влюблёну
в славного князя Гвидона.

Но не до жён, не до подруг:
корабли чужие вдруг
к нашей бухте приплывут.

«Ой не друг там, ой не друг.
Флаг весёлый, но не наш,
чёрно-белый – это враж,
это враж или султан,
мож торговый. А, Степан?»

– На торговый не похож,
да не видно же их рож.
«А пальнём, пущай боятся!»
– Нет, Гвидон, вдруг торговаться?

Как же думу думать тяжко,
княжья голова бедняжка:
«Ну давай их подпалим!»

– Погоди, успеем в дым,
на дно успеем всех пустить.
Как себе не навредить?

*
Вот и думай, князь Гвидон:
мы стреляем или пьём?

А надо было жениться —
легче было б материться!

Ой люли, люли, люли,
плыли к бухте корабли.

Плывут, плывут лодочки
по морю синему,
а на лодочках корабельщики,
корабельщики красивые,
корабельщики статные,
мирные, невозвратные:
нет им дороги домой
из-за моря синего,
из-за Индии далёкой.