Они ушли попарно и толпой.
И впрямь, я нужен им, как рыбе зонтик.
Слезу уронишь? Ну и черт с тобой!
Оглянешься? Лишь лес на горизонте.
***
Усохшие травинки
в мазуте и пыли —
четыре половинки
меня ко мне пришли.
Столпились у постели,
нарушили уют —
и тело мое ели,
и пили кровь мою.
Шутили между делом —
подобие людей —
и становились телом
теплей и розовей.
А я, узнавший цену
себе, издалека
смотрел на эту сцену,
как будто с потолка.
Залаяла собака.
Ответила жена
и дочь, но я их знака
не понял ни хрена.
***
Деревья не боятся высоты —
им дождь струится каплями для сердца,
но к высоте не прикасайся ты —
на высоте тебе не отогреться.
У высоты так радости скудны —
шальная пуля и живая птица,
с какой ни приглядишься стороны,
твое там сердце не захочет биться.
Но иногда – о это «иногда»! —
для самых нерастраченных и лучших
дорога открывается туда —
храни тебя Господь на всякий случай!
Пройдешь по ней ты не по воле ног,
сорвешься мигом – капелька простая!
И сразу перевернутый бинокль
к твоим глазам как будто бы приставят.
Земля лицо уменьшила свое,
букашками – машины, люди, звери…
Лишь горе обнаженное твое
стократно увеличилось в размере.
***
Когда-нибудь, в Полночь Открытых Дверей,
кобель, Божий старец и сука,
незваный татарин, презренный еврей
войдут в мое сердце без стука.
По всем закоулкам и не торопясь
пройдутся бесшумно, как тени,
вникая в души хитроумную вязь
и жил тугодумных сплетенье.
Я буду для самой невзрачной Муму
распластан, как будто на блюде, —
пусть каждый возьмет, что потребно ему,
а что непотребно – забудет.
С добычей уйдут они. Ночь на дворе.
Ни зги… Полнолуние им бы!
Ну разве что плешь моя, вся в серебре,
им светит подобием нимба.
***
Дождь не пролился, и снег не растаял,
разве что искры погасли в золе.
Время, вглядись в нашу черную стаю,
что разлетелась по белой земле.
Что в нас глядеться? От корки до корки
нас прочитать наши дети смогли —
скачут нелепые, как поговорки,
наши хромающие костыли.
Баба – не птица. Урок – не наука.
Пузо – железо. Беда – не одна.
Может быть, завтра я высвечусь внукам
в виде слепого немого пятна.
Ручки и ножки… Прощай, человечек
речи, не вышедший из берегов,
ни расставанья не будет, ни встречи —
был ты таков или не был таков.
Отплытье будет незаметное,
и не поднимется галдеж,
когда не то что в кругосветное,
а в круготемное уйдешь.
Исчезнешь ли? Какая разница
твоим словам или делам?
Вернешься ли? Не будет празднества —
чай, не Колумб иль Магеллан…
Так не хватай руками потными
жизнь, лучше бороду побрей
и, чтоб игру закончить понтами,
ходи с бубей, ходи с бубей.
***
Как тебя назовут – таким поплывешь ты назад.
Назовут Сыном Божьим,
свечу в изголовье поставят —
по знакомой тропинке потащишься в рай или ад,
выбирая из двух —
арифметика, в общем, простая.
Воспоет государство,
имя-отчество к стенке прибьют —
тебя Сталин на Бардо,
а может быть, Путин обнимет,
рукотворный, но Вечный, Огонь,
Мавзолея приют
осенят тебя крыльями, станут твоими.
Кто меня назовет, ошибется вдвойне и втройне —
я – квадратик мозаики желтый на синем,
треугольник зеленый на красном —
почему бы и нет?
Кем хотел бы я быть, у меня и у вас не спросили.
До чего хорошо умереть бы ни этим, ни тем,
чтоб сказали: «Он темен был
нашей прозрачности ради,
только булькало что-то там в той темноте,
только сыпались искры,
как от кошки, которую гладят».
***
Тридцать второго числа
в месяц Безумного Волка
река, что меня унесла,
вспять повернет ненадолго.
Словно бы пса, супротив
боли последней и дрожи,
в белую ночь возвратит
мальчика в чертовой коже.
Он, на придумки горазд,
пальцами веки поднимет
и на неведомых вас
взглянет глазами седыми.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу