Михаил Буканов - Кто ты, тебя я не знаю…

А Роза упала на лапу Азора, и долго Азор наш страдал от позора.
В той Розе по весу 130 кило. Несчастный Азор, но ещё повезло!
Могла ведь упасть и не только на часть. Во всём виновата Советская власть!
Так лихо толкуют в поэзии, в прозе, виня патриотов в смертельной угрозе.
Себя и друзей поместив во святые, в печати бормочут лишь мантры простые.
Ох! В бедах России виновны совки, церковники, власти и большевики!
Ну, надо ж! Учили несчастных ребят и Кремль почитать и старинный Арбат,
Грустить о героях великой Войны, всемерно крепить оборону страны.
Себя не жалеть, коль пришёл твой черёд. И песенку помнить, про гибнущий взвод!
А если придёт лихолетья беда, подняться всем миром, как было всегда!
В дозоре страны находились поэты, в военную форму, коль надо, одеты.
А ныне они не опора страны, и массам народа совсем не нужны.
Болтун, гомосек, иностранец приблудный живут под шумок агитации нудной.
Там псевдоисторик, гулящая тля, мордастый поэт, да Болотной петля!
Компъютеры греются в этом отряде, у них, как всегда, Солженицин в засаде.
Из гроба восстав всех их гонит на рать старинушка Сахаров, в душу и мать.
И денежки шлёт зарубежный народ российским поклонникам ихних свобод!
Когда-то с такими ушёл пароход, избавив ЧК от ненужных хлопот.
А может опять – погрузить и долой? И память о них охладевшей золой?
Пусть каждый своё для себя и решит. Сперва оглянётся, потом совершит.
А коли тебе не совсем по пути, то ты из России возьми, да свинти!

А рота уходит в разрывах и пыли, солдатам грехи их попы отпустили.
Не близко противника доты и дзоты, какие грехи у ушедшей пехоты?
Строчит пулемёт, отделения нету. Ну, где ж вы, полковник? Отхода ракету!
Мой прапорщик слева хрипить умирая. В чистилище вязнем переднего края.
Вот вся полурота застряла в завалах. Похоже не взять нам Карпат перевалов.
А где-то в Тамбове ждут мама с сестрёнкой, строчат пулемёты мелодией звонкой.
Полковник – отец мой, погиб в Ляояне, лишь фото храню я в нагрудном кармане.
Средь сопок Манчжурии, дальней страны, давно уже видит он смертные сны!
А сын пропадает в Карпатах седых. Война забирает совсем молодых.
И если истории так продолжаться, то скоро не станет, кому и сражаться.
А впрочем, история просто мура, когда атакуют врага юнкера.
Останься в живых, и звезда на погон. Вчера был никто, нынче ты вознесён.
Командуешь взводом, на радостях пьёшь, а к вечеру мёртвым в окоп упадёшь.
Война пожирает сперва молодых, и только впоследствии валит седых.
Пока их загрузят, пока привезут, солдат-первогодков окопы сгрызут.
А, вот и ракета, глядишь поживём, коль пуля не свистнет мне в лоб соловьём.
Кричу: Отходить! Вот и наши траншеи. Похоже, дожил я до «Анны» на шее.

Старые медные трубы, марш, батальон на плацу.
Помнишь, как девичьи губы робко прильнули к лицу?
В ночь уходила пехота, чётко шагали ряды,
Наша курсантская рота шла в лихолетье беды

Мы полегли под Москвою, нету курсантов в строю,
Просто закрыли собою город в последнем бою.
И не подняться под пули, cнег белым саваном нам.
Смертно ребята уснули, cделав несчастными мам.

Где-то в рябинах и ёлках зимний покой и уюT,
Только с кровавых просёлков парни домой не придут.
Снег заметает устало тех, кому смертный черёд.
Роты курсантской не стало вместе с приказом «Вперёд!»

Как Россию-матушку заливал огонь,
Проскакал по улицам чёрно-красный конь.
Налетели ястребы, на крылах кресты,.
И ушли солдатами я и ты.

Только жизнь не надолго нам дана,
Жаль, что не котяры мы, жизнь одна.
Отступленья долгие, кровь бинтов.
Да «Ура» чуть слышное изо ртов.

Гимнастёрка намертво приросла к спине,
Ох! Трудов немеряно на войне.
И не стало старшего, стих солдат.
Есть могила общая, звон лопат.

Пулям я не кланяюсь, не дрожу.
Может и от этого жив хожу.
Где-то артиллерия – нечет, чёт.
На войне везение, не расчёт.

Слышу визг мины. Вот она «решка».
Нет середины. Сброшена пешка!
И ничего, лишь разрыва дымок.
Если бы бог изменить это мог!

Сколько бы жило сейчас среди нас
Тех, кто в жестоких сражениях угас?
Жили б их дети, а может и внуки.
Как бы стране пригодились их руки.