Ольга Хольман - Точка над О

Пишу, но не дописываю суть.
Рисую многоточия, не точки.
Попробуй догадаться как-нибудь,
О чём не договаривают строчки!

Играть словами – в этом я мастак!
Порой не раскусить бывает.
Впрочем,
Ты понимаешь всю меня и так,
Ведь сердце – самый лучший переводчик.

Где-то там, за краем света,
Где-то там, за гранью мира,
Мы своё искали лето
В море колера сапфира,
Счастье мы своё искали
По горам-долам в округе…

Милый мой, а не пора ли
Поискать в глазах друг друга?

Пристально смотришь на фото моё чёрно-белое,
Пряди с лица убираешь рукою незримою.
Ты часто мне снишься. Я в этих снах всегда смелая,
Очень весёлая – лучшая, незаменимая.

(Мы в предложении – главные члены, не менее,
Никто не согласен на роли второстепенные!)

Смотришь на фото. Слушаешь сердцебиение.
Тихо смеётся столкнувшая нас Вселенная.

Смотри: по волнам неспешно шагает вечер,
Белые чайки громко о рыбе спорят.
Ты бережно кутаешь в плед мои голые плечи;
Беседа вплетается в ласковый шёпот моря —
Нашего моря.
Вот – остывают скалы,
Ветер танцует на берегу безлюдном,
Сладкой рекою льётся вино в бокалы,
И нам, как нигде, здесь спокойно, легко и уютно.

Сердце трепещет, запертой бьётся птицей…
В тёмной воде небо луну полощет.

Господи, пусть этот вечер не прекратится!
Пусть этот вечер длится как можно дольше!

Больше нет нужды с собой спорить,
Свою душу не обмануть:
Я хочу войти в тебя, море,
И до самого сердца нырнуть.

Только так обретаешь свободу,
Только так получаешь ответ:
Моё море – мужского рода,
И таких морей больше нет.

Удивительным образом, Дарья,
я в твою пересела лодку.
Лодка черпает воду боком,
да слегка протекает дном.
Здесь никто не согреет словом,
только стон обдирает глотку,
Да по сто тридцать пятому разу
мысли крутятся об одном.

Видишь, как получилось странно,
что настигла меня расплата, —
От неё никуда не деться,
даже если прошли года.
Я стою на отшибе – там же,
где и ты умирала когда-то,
И сегодня в путь отправляюсь
по твоим еле-видным следам.

Вот такая жестокая сказка,
вот такая недетская тема…
Ты внуши мне своим примером,
что за гранью я буду жить!
И уж коль нам с тобою, Дарья,
не понять механизмов системы,
Так наступим себе на горло,
чтоб хотя бы суметь простить.

Припадала тенью к изножью,
Окружала тебя заботой.
Я любила тебя – святый Боже! —
Так, как вряд ли полюбит кто-то.
И, вдохнув твое имя однажды,
Не решалась выдохнуть.

Милый,
Я любила тебя – Боже святый! —
Ни себя не жалея, ни силы.

На закате тени бегут вперёд.
В мягком свете мысли на солнце греешь.
Вот, казалось, вместе не первый год,
Но порой накатывает – и млеешь!
И один-единственный взмах ресниц
Заставляет сердце поспешно биться.
Лишь её лицо – в миллионе лиц,
А она не модель ведь и не царица,
Не певица и не звезда кино —
Она просто лучшая, без причины.

В тридесятом царстве уже темно.
Тихо шепчешь: «Родная, роди мне сына».

Вливай в моё русло реки своей любви,
Вплетай в мои косы пальцев горячих нити,
Здесь и сейчас – мигом одним живи,
Чтобы за грань реальности вместе выйти;

Чтобы ломать барьеры, и, страх круша,
Звуком единым стать и взорваться хором.
В этой симфонии в душу врастёт душа.
В этом оркестре лишь мы одни – дирижёры.

Ладонью к ладони —
Здесь
Любовь безо всяких клише.
Как хорошо, что ты есть:
Не у меня, – вообще.

Как здорово рядом сесть,
Собою тебя обняв!
Как хорошо, что ты есть:
Не вообще, – у меня.

Снам плохим соседкиным нет конца,
Третий день на девоньке нет лица.
Всё подвох мерещится ей везде:
«Не к добру, – окстится, – ох, быть беде!
Быть несчастью, – плачет, – я чую зло».

Вот же дура-баба! Не повезло!
Как по мне – хоть черти, да хоть сам Вий,
Я-то знаю точно, что быть – любви!