Олег Тупицкий - Сон? Нет!

Крылатый мой скакун зашился в стойло,
жрёт сено и копытом не стучит.
По пятницам в тоске лакаю пойло —
пить невозможно, просто факин шит .
Где Комарово? Шахматово? Тойла?

Ну, кто-нибудь на помощь поспешит?

И как ещё только жива
несчастная наша планета,
когда передоз це-о-два
страшнее ствола пистолета?

Плутоний, дейтерий, дрова —
чем будет надежда согрета,
не скажет людская молва,
не знают скрижали завета.

Настырно вгоняю слова
в прокрустово ложе сонета,
тяну, ампутирую – это
даёт кой-какие права
себя принимать за поэта,
но кругом идёт голова.

На улицу выйду морозным
воскресным декабрьским деньком
и буду предельно серьёзным
со всеми, кто мне незнаком.

Я маленьким детям и взрослым,
осыпанным первым снежком,
могу показаться курьёзным
с огромным заплечным мешком,
похожим на Деда Мороза.
но без бороды и усов,
стремительнее паровоза
спешащим на праздничный зов.

Какая нелепая поза —
прожить, не подняв парусов…

Имею законное право
по жизни и по судьбе
идти против шерсти направо,
налево оставив толпе.

Какая мне разница, право —
на берег другой приведёт
паромная ли переправа,
не видный ли с этого брод.

Отвечу за каждое слово,
за каждый зигзаг на пути.
Пускай понаплёл я пустого,
чего б и не надо плести —
прости меня, Боже, слепого.
Таким уродился. Прости.

Мы слов Его не поняли, увы:
– Очнитесь, маловерные невежды.
Душа и тело пищи и одежды
не больше ли? О том забыли вы?

И лишь тогда узнаем наяву,
когда возьмут к последнему ответу,
что сыну человеческому нету
на свете места приклонить главу.

Кому не лень незнамо сколько лет
мне тычут в нос Рокфеллера и Креза:
мол, денег нет, недвижимости нет.

На это у меня один ответ:
– Как сталь по преимуществу железо,
так я по преимуществу поэт.

Бессонница. Когда же утро?
Не возбуждает неглиже —
какая, к чёрту, Камасутра,
когда сомнения в душе.

Часы постукивают нудно.
Ворочаюсь, как на еже,
и вскакиваю поминутно
почти в истерике уже.

Быть может, правильно и мудро,
что жизнь – не мёд и молоко,
что всё так омутно и мутно,
и до рассвета далеко?

Ох, мысли про житьё-бытьё,
переходящие в нытьё…

Один – полцарства за кобылу,
другой – полжизни за мечту,
но, вспоминаю, дело было:
я замер, как на взлёте Ту ,
неторопливо разбежался,
непринуждённо полетел.
И вслух никто не обижался,
что я достиг, чего хотел —
парил без крыльев за плечами,
едва руками шевеля.
Внизу, на отмели песчаной
моллюски вили вензеля.

Господь не выдумал печальней,
чем белорусская земля.

Я даже с ветра поле
сорвал бы барыши,
когда о горькой доле
слабал бы от души,
о том, что в мыслях реже
вспухают мятежи,
и за окном всё те же
вороны да стрижи.

Как лошадь на манеже
заученно кружи,
но не забудь – понеже
заточены ножи,
жить муторно в неволе
без веры в миражи.

Не затяну Аве, Мария ,
чтоб слышно было за версту,
не всхлипну, как Иеремия —
все эти звуки в пустоту.

Не княжил я во дни былые,
меня не ростренакусту .
Замкнув ряды передовые,
я не погибну на посту.

Я закопался в суету.
Под солнцем это не впервые.
Мою привычную кнуту
трудоголическую выю
намяли дрязги бытовые,
похерив всякую мечту.

Его просили: «Дай нам днесь…»
И он двенадцати коллегам
сказал: «Вы им подайте есть,
сим голодающим калекам».

А мы живём сейчас и здесь,
но к небу глаз поднять не смеем
лишь потому, что был осмеян
принёсший в мир благую весть.

Ошибкам нашим счёту несть.
Мы суетливы и бездарны.
Нам эту ношу вечно несть.