А у еврея нету Родины,
Пролетарий – без Отечества,
Балерины – сплошь уродины,
Войны губят человечество.
Белый хлеб полезней чёрного,
Пей кефир – умрёшь не скоренько,
Среди стрельбища просторного
Не ищи ты дома с горенькой.
Не лови в пиру похмелия,
За чужой женой – с опаскою,
Откажись от водки зелия,
К малым братьям – только с ласкою!
Этих истин с указаньями
Воз и малая тележечка.
Меряй сам судьбу с дерзаньями,
Жизнь-то долгая пробежечка!
А словес на свете множество,
И не счесть, число косматое.
Помни, ярое убожество
На советы тароватое.
Десять лет домой Улисс
Островами.
На судьбу тут злись, не злись,
Шли по маме!
Вроде вот родимый дом
Ждёт Итака.
А вторгается в Содом,
Ну, и драка.
То к Цирцее забредёт
По ошибке,
То в безместье попадёт
Без улыбки.
Островов тут Крон создал
С перебором.
Десять лет Улисс страдал,
Но, клал с пробором.
Всё, добрался, наконец
К Пенелопе.
Видит, свадебный венец
Носят в гопе.
Сын уже совсем подрос
Рвётся в драку.
Женихов, да под откос,
Рог, атаку!
Поприели весь припас
Слугам вилы.
Жизнь совсем не ананас,
Во, дебилы!
Одиссей, оно ж Улисс,
Лук надыбал,
Мол, Гомер, ты приколись,
Стрелы сыпал!
Схоронили женихов,
Пили, тризна.
Как теперь без дураков?
Спит Отчизна!
Есть вожак, а есть мужик.
Что за всех решать привык.
И ответит он за всех.
Потому, в делах успех!
Вожаку же все должны,
От страны и до жены.
Он, конечно, защитит,
Коль ему не прилетит!
Нет, не с тем, кто всех сильней,
Людям лучше и вольней.
Вот мужик, так он большак.
А вожак, как в хор кошак!
Тащит лучшее себе,
Всё, что катит по губе.
А мужик всё детям в рот.
Знает он, чем славен род!
И страна на мужиках
Славно держится в веках.
Ну, а коль придёт война,
Мужиков полна страна.
Вот вожак на фронт нейдёт,
Шмыг в окно, и в огород.
В банде, или, скажем, в шайке,
Воровай на воровайке.
А мужик ломит стеной,
Нет ему судьбы иной.
Ну, а коли будет надо,
Рать мужичия не стадо.
Там найдутся вожаки,
И пойдут вперёд полки!
Раз, не мал, и не велик,
По тропинке шёл старик.
Кто он был, куда спешил,
Тут неважно. Я решил.
Нёс он саженец с собою,
Был немного с перепою.
Уморился и присел.
А над ним значок висел.
До Москвы – три тыщи триста.
Вот от этого от миста.
От деревни «Семь хохлов»
Будешь топать. «Будь здоров!»
А старик, и сам отсюду,
Вдруг подумал: Гадой буду,
Коли прямо и теперь,
Не свершу какую херь.
Дырку он создал руками,
Посадил, и сапогами,
Вкруг землицу притоптал.
Утомился и устал.
«Он смотрел весёлыми глазами, на поля, на дальнюю межу,
и подумал, дай-ка я на память у дороги вишню посажу»!
Не я! И намного лучше!
Иван-чая цветы в придорожной пыли
Уж почти не видны, и, видать, отцвели.
Тут сверкает асфальт, блеск чернеющих шин.
Дождь замоет следы самобеглых машин.
Паутина ветров, паутина дорог,
Нету воздуха здесь, торжествующий смог.
Но, растёт Иван-чай, гроздья алых цветов.
Через пыль и асфальт, там где нет городов.
Люди есть или нет, всё едино ему.
Цвет покинул давно временную тюрьму.
По весне расцветёт, хоть трава не расти.
И с Землёю уйдёт. Всех тогда не спасти!
«Уч кудук, да эль кадыр.»
Что-то, стёртое до дыр.
У народа на слуху.
Вроде, леденца в пуху.
А ещё «сене герим».
Мы слова боготворим.
Я пою «Абара гу»
Словно босый на снегу.
Соловей – Буль-Буль-Оглы,
Гюлистана пел стволы.
Русских резали, армян,
Под приветных слов обман.
«Караван», «арыков тени»,
Не способствовали лени.
Нет славян в Узбекистане,
Басмачи в словес тумане!
Есть народ такой – таджики,
Что для русских однолики.
Возят к нам кашгарский план,
Песней кроя чувств обман.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу