Юрий Годованец - Немного слов. Книга Первая

Чертят квадратики черти,
Прыгай за ту же черту!
В сено остриженной шерсти,
В аут с аортой во рту.

Огненный патрубок вынут,
Хлещет, задев провода,
И облачается в тину
Облачной крови вода.

Витязь стоит на распутье,
Чуя тройной алфавит.
В путь собираются прутья,
Лаврами купол увит.

Девочка
с обсидиановым персиком
сидит на двух
шагающих верблюдах.

Лежат валетом
буридановы ослы
её новых страстей.

Все против облысения пустыни,
но только чешут репу
всё страшней.

Сны
на цветную плёнку сняты,
не сняты только
заколдованные швы.

Кто только не трогал
горох при дороге,
на родину предков
не посягал?
Но так навсегда
и остался в горохе —
ордынец и турок,
германец и галл.

Спасибо, враги,
вы удобрили землю,
учили нас, грешных,
в бою умирать!
А жить?
Я с молитвой любви восприемлю
отеческих святцев
бессмертную рать.

Птичий щебет. В издании
какого-то года. Он тоже на полке.
Где есть всё. Всё, кроме птиц.
Надо только запастись массой воздуха.

Кругосветка в подземке.
Порой забываю, где и куда еду.
И только тогда вспоминается – как во сне —
именно то, что никогда не помнил.

Взбивать сметану.
Крутить педали.
Печатать исповедь
ногтем большого пальца.

Я сушу свою голову,
следовательно, я существую,
первоприсутствующий —
в собрании вкуса и цвета.

С вечера я на утро
Оставил один сюжет —
Истово, целомудро
Страсти сводить на нет —

Искренне, без кощунства,
Увещевая лишь
Душу, рассудок, чувства.
Что ты опять шалишь?

Грохот стоит чугунный,
Стынет глухой набат,
Будто проходят гунны,
Кони во тьме хрипят…

Это не йога-хатха,
Страхами застрахо́в. —
Жизни мёртвая хватка —
С порохом порохов.

Настоящее всё более настоящее,
А стоящее – более стоящее.
Моложе нас Вышние вящие,
Когда выбирают стойбище.

Остались лишь мы – нестойкие —
Пред острой развилкой выбора
И крепкой любви настойкою,
Что нашу свободу выпила.
Загнусь я с такой работою,
А ну, подавай лекарство,
С Тобой о свободе ботаю:
Дар Господа – государство.

Озверев от зимы бесконечных застёжек,
Где на каждой написано слово «nelzja»,
Я, восставших сюжетных возможностей ёжик,
Всё себе разрешаю – свободой грозя…

А зачем и кому – этим образом странным?
Ёж осмелился вдруг на восставших восстать!
Подросли эсэмэски и стали романом,
Но его можно лишь в форме жизни издать.

Отдаю предпочтение строгим —
Чтобы линии были просты.
Коль здесь нечего делать пророкам,
Буду в прошлое строить мосты.

Если кинешься взглядом широким,
То увидишь действительно ты
Солнце жизни с отсроченным сроком
Исполнения всей полноты.

Таинство заклания
Всё теплей.
Не жалей желания,
Пожалей.

С темой жизни жёсткая,
Точно жесть,
Тихим смехом порская,
Вабит весть.

Ваза изумления,
В ней стоит
Голод утоления —
Меч ли, щит.

Самый любимый хрустящий
накрахмаленный страхами размер!

Хватаясь за стройную соломинку,
мне хочется пить шипучий
смешливый воздух.

Я смотрю, как подрагивают
гранатовые серёжки вишен,
предвкушая стать кушаньем
не только для глаз…

Как вероломен верлибр!
Но даже он затаил дыхание
перед первой рифмой.

Когда мы друг друга не слышим,
Лишенцы наглядного вида,
Лишь третий здесь был бы не лишним,
Где зеркало неба разлито!

Раскаты стенаний негулких;
Прислушаться к взору не лишне…
Берёзы качаются в лунках
От звёздного, бишь, пепелища.