Маргарита Буценко - Озеро грёз. Я дарю тебе это озеро

Что было хорошего в жизни моей?

О чем пожалеть никогда не придется?

Ответ ищу между застывших теней,

Ничто не уходит, ничто не вернется.

Я вспомню с улыбкой счастливые дни,

Когда в наших окнах – твоем и моем —

Горели приятные сердцу огни,

И всех ожидал столь радушный прием.

Ведь это и было искомое счастье,

Но мы ожидали иного всегда.

Теперь лишь глухое, сырое ненастье,

Былое теперь утекло, как вода.

А нам остается покорными быть,

Судьбу принимая такой, как дано.

Прошедшее помнить, но всё же забыть,

Мечтать о грядущем: какое оно?

Зачем нам разум дан, зачем?

Он так опасен.

Повсюду радость за руку с бедой.

Никто над своей мыслью не властен,

Никем нам не обещан был покой.

Что мы, безумцы обреченные, творим?

Мы сеем слёзы с каждым новым шагом.

И каемся, когда уже горим,

В отчаянии махая белым флагом…

Не говори ни слова, пусть играет

Соната майского бесшумного дождя,

И, затихая, снова нарастает

Звук грусти, не оставившей меня.

Открой окно, так будет лучше слышен

Листвы новорождённой первый стон.

Представь, что мы в саду багряных вишен,

И что мы снова дышим в унисон.

Весны пейзаж не той малюют краской.

У скрипки мая лопнула струна…

Растает боль, когда в безмолвьи вязком

Умолкнет песня майского дождя.

Осенний вечер холодный, светятся окна,

По шоссе вдоль тротуара мчат рено и форды,

Отраженье твое, вроде счастливое в стеклах,

И вроде в песнях твоих только мажор – аккорды.

И вроде дышишь ровно, пускаешь по ветру дым,

И руки греешь в карманах шерстяного пальто,

Но с ног сбиваешься всего лишь взглядом одним.

Ты его видела? – молчание. – И что?

Да ничего, все круто. Я дальше буду держаться.

За ветки, ручки, воздух – что попадется.

Тут бы напиться сильно, и с кем-нибудь подраться.

Но я же девочка, черт. Наверно, плакать придется.

Уже и кости ломит от колкой дрожи в теле,

Нет даже сил подняться и потушить сигарету.

Мне эти мысли проклятые до ужаса надоели.

Звенят в висках непрерывно «где ты?», «где ты?».

Боюсь уснуть, боюсь, пусть это глупо.

Боюсь уснуть и вдруг проснуться в шестьдесят.

Всё то же мрачное безжизненное утро,

Лишь шею ломит, да глаза болят.

Дыханье спертое, давленье при метели,

И жизни приближается закат…

Но пусто до сих пор в моей постели,

Уже не помню, сколько лет подряд.

Гангрены, гематомы, вспухли вены…

От комнаты до кухни тихий смрад.

По радио чуть слышно «макарену»,

И я готовлю в блендере салат…

Боюсь уснуть, боюсь, но засыпаю.

Слипаются глаза сами собой.

Всё что угодно я отдам, я променяю,

Чтоб не проснуться в шестьдесят одной…

Я ненавижу. Презираю

До капли собственную кровь.

Я сам себя уничтожаю,

Вплетая ненависть в любовь.

Я ненавижу свои руки,

За то, что вечно ледяные.

И мысли тоже ненавижу,

За то, что в них одно унынье.

Я ненавижу просыпаться

В субботу в восемь тридцать два.

Я каждый день хочу остаться

В своей постели навсегда.

Я ненавижу ваши лица,

Все до единого чужие.

Мне ничего давно не снится.

Мечты мои себя изжили.

Я всё хотя бы раз, но предал.

Безумье даже испытал.

Со мной осталось только небо…

Его я всё ж не предавал.

Не понимаю, что творится.

То ли поспать, то ли влюбиться…

То ли напиться, то ли сесть,

То ли пойти конфетку съесть.

Я в замешательстве ужасном.

Был вроде день такой прекрасный.

А может худший из плохих,

Или такой как сто других.

Не понимаю, что творится.

То ль почитать, то ли напиться,

То ли заплакать, то ли спеть,

То ли картошку подогреть.

Я в замешательстве ужасном.

Ведь завтра будет день прекрасный.

А может худший из плохих.

Или такой как сто других.

Не понимаю, в чем же дело.

Мне все безумно надоело.

То ли забиться в уголок,

То ль рухнуть прямо на порог…

Да что же, все-таки твориться?

Неделю то ли мне не спится…

А то ли месяц, то ли год…

Или я сплю, наоборот?