Владимир Лысаков: Два берега. Стихи

По тебе тосковал.

Наконец, ты, весна,

Как невеста в фату

Нарядилась, пришла.

Под окошком в саду

Вишней вновь расцвела.

На макушке тополя

Чудо – шар горит.

Шар из высшей пробы

Серебра отлит.

Своим светом ярким

Серебрит вокруг.

Лес, в лесу полянки

И пушистый луг.

Серебрит дорогу в поле,

Убегающую в даль

И березку на пригорке,

Что покрыла белу шаль.

Серебрит село и речку,

Под прозрачным льдом

Всё сверкает и искрится,

Всё покрыто серебром.

Всего лишь три недели,

Ни днем. Ни часом больше,

Судьба нам подарила,

Спасибо и за то.

Всего лишь три недели

Нам птицы оды пели,

Для нас вставало солнце,

Для нас цветы цвели.

Для нас ручьи журчали,

Луна светила нам,

Казалось, что не будет

Конца счастливым дням.

Всего на три недели

Твой путь и мой слились,

Потом дороги наши

С тобою разошлись.

Ты села в «ТУ-…», я в поезд,

Был май, цвели сады,

Вздыхало грустно море

И плакали цветы.

Когда-нибудь, я верю,

Взойдёт надежд звезда,

Мой путь и твой сойдутся,

В один и навсегда.

Позабыть бы хотел

Да забыть не могу

Тот далёкий апрель,

Им я жил и живу.

Твоих локонов шёлк,

Словно мак алых губ,

Не могу я забыть

Теплых маленьких рук.

Твоих бронзовых плеч

Солнца южного дар,

Не забыть наших встреч

И того, как их ждал

Твоих ласковых глаз,

Шум волны голубой

И Сухум, где не раз

Мы бывали с тобой.

Шумных улиц его

Не могу позабыть.

Всё отдал бы за то,

Чтоб те дни возвратить.

Снова видеть тебя,

Любоваться тобой,

Снова слышать у ног

Шум волны голубой.

Это, что за чертовщина

Мне приснилась в эту ночь,

Черноглазая дивчина

Попросила ей помочь.

Нарубить в лесу дровишек,

Починить на хате крышу

И калитку, та, что в сад.

Батя стар, а стар, что млад.

Так и быть, соседи всё же,

Я ответил ей: «Помогу!»

А, дивчина, молвит тоже —

«Не останусь я в долгу!»

Нарубил, привёз дровишек,

У стены дрова сложил,

А под вечер уже крышу

И калитку починил.

«Вот, спасибо, как я рада! – мне

Дивчина говорит —

Проходи, панове, в хату,

Стол давно уже накрыт.

Не побрезгуй, ведь старался.

Вот сметана, вот лучок,

Вот картошечка на сале,

Вот, в графине первачок.

Там огурчики из бочки,

Только что с подвала,

Вот яичница, грибочки —

Сама собирала.

Наливай и угощайся,

А я рядом посижу.

Ты меня уж не стесняйся —

Да, ты робок, погляжу?!…»

Выпил раз, потом другой —

Разговор совсем иной.

Через час иль два, не помню,

Да и вряд ли теперь вспомню.

Мы с дивчиной черноглазой

Оказались на печи:

Её тело было – сказка,

Её ласки горячи.

Крепко в губы целовала

И дышала страстно грудь.

Страсть, как лезвие кинжала

В моё сердце нашла путь.

Её тело извивалось,

Словно уж в моих руках,

Она страсти отдавалась,

Позабыв девичий страх.

Когда звезды все угасли,

Вдруг исчезли ее страсти —

Она стала холодна,

Как далёкая Луна.

Я уснул, устав от страсти,

Сон свалил, в его я власти.

А проснулся, что за бред —

Той дивчины рядом нет.

Долго звал, но нет ответа.

Встал с печи, умыл лицо,

Босиком прошлепал в сени,

Дверь открыл и на крыльцо.

На крыльце сидит старуха.

«Где дивчина?» – я спросил.

«Я и есть твоя дивчина!»:

Я в испуге отскочил.

Её голос, нет сомненья,

Тот же свет девичьих глаз.

Может это наважденье,

Что бытует среди нас?

Только нет, пред мной старуха всё же,

Норовит меня обнять,

Тянет высохшие руки:

«Пойдем милый, наше ложе

Нас давно устало ждать».

Я проснулся, пот холодный

Покрывал росою лоб.

В окно солнышко светило,

А меня трусил озноб.

У меня твоя расчёска

Из пластмассы голубой,

Ты её мне подарила

Позапрошлою весной.

Берегу я твой подарок.

Талисман, он дорог мне,

Он дороже всех сокровищ,

И богатств на всей земле.

А расчёска ведь с секретом,

Она рук хранит тепло,

Твоих рук и счастье это,

Снова чувствовать его.

Ну, а если заболею

И у грани стану я —

Не лекарства, а расчёска

Меня вылечит твоя.

Берегу твой дар поныне,

Нет дороже ничего,

Все сокровища земные

Не заменят мне его.

Ты не верь никому,