Вильям Шекспир - Как вам это понравится. Много шума из ничего. Двенадцатая ночь. Перевод Юрия Лифшица

Входит ОЛИВЕР ПУТАНС.

Рад вас видеть, сэр Оливер. Вы совершите обряд под этим деревом или вам необходимо что-то вроде алтаря?

ОЛИВЕР ПУТАНС. А кто вам вручит вашу невесту?

ТОЧИЛЛИ. Никто. Такого подарка я бы не принял ни от кого.

ОЛИВЕР ПУТАНС. Нет, надо все делать по закону: ее должны вам вручить.

ЖАК ( выходя ). Венчайте их. Я сделаю все, что нужно.

ТОЧИЛЛИ. Привет вам, господин Имярек. Вы очень кстати. Как ваше здоровье? Благослови вас Бог за то, что вы в прошлый раз составили мне компанию. Я рад вас видеть. Не стоит снимать шляпу, наденьте ее, пожалуйста.

ЖАК. Зачем ты женишься, шут?

ТОЧИЛЛИ. А зачем быку ярмо, коню седло, а человеку жена? Голуби целуются, а супруги милуются.

ЖАК. Приспичило же такому утонченному человеку, как вы, жениться среди каких-то кустов. Вы же не бродяга. Шли бы вы в церковь, где опытный священник по-настоящему освятит ваш союз. А этот соединит вас так же, как скрепляют обойные доски: если хоть одна из них будет из непросушенного дерева, она со временем рассохнется и в самый неподходящий момент даст трещину: крак!

ТОЧИЛЛИ ( в сторону ). А по мне, лучшего священника и не надо. Он обязательно что-нибудь напутает, и когда мне захочется бросить жену, я смогу доказать недействительность свадебного обряда.

ЖАК. Послушайся меня, иди в церковь.

ТОЧИЛЛИ. Что ж, милая Одри, идем.

Всяческих вам благ, милейший сэр Путанс. Или лучше так:

(ЖАК, ТОЧИЛЛИ и ОДРИ уходят. )

ОЛИВЕР ПУТАНС. Пусть эти молодые шалопаи глумятся над моим саном, пусть! Со своего пути я все-таки не сойду! ( Уходит .)

Другая часть леса.

Входят РОЗАЛИНДА и СЕЛИЯ.

РОЗАЛИНДА. Не приставай ко мне, я сейчас расплачусь.

СЕЛИЯ. Плачь на здоровье, только не обессудь: мужчины, насколько мне известно, не плачут.

РОЗАЛИНДА. Даже если у них такая же причина для слез, как у меня?

СЕЛИЯ. О такой причине они могут только мечтать. Ну, а ты просто обязана поплакать.

РОЗАЛИНДА. И волосы-то у него, как у Иуды.

СЕЛИЯ. Пожалуй, потемнее. Зато его поцелуи – прямые потомки иудиных.

РОЗАЛИНДА. И все же волосы у него прекрасные.

СЕЛИЯ. Краше некуда: каштановый – всем цветам цвет.

РОЗАЛИНДА. А его поцелуи чисты, как приобщение Святых Таин.

СЕЛИЯ. Сама Диана целовала его в уста. Сестры из зимнего ордена могут только завидовать чистоте его поцелуев: само целомудрие освежает их.

РОЗАЛИНДА. А почему он нарушил клятву и не пришел?

СЕЛИЯ. Потому что он всегда нарушает свои клятвы.

РОЗАЛИНДА. Ты это серьезно?

СЕЛИЯ. Не настолько, чтобы считать его карманником или конокрадом, однако искренность его любви можно сравнить с опорожненной бутылкой или с вылущенным орехом.

РОЗАЛИНДА. По-твоему, он ветрен в любви?

СЕЛИЯ. Если любит, то да, но в нашем случае, кажется, любовью и не пахнет.

РОЗАЛИНДА. Но ты же собственными ушами слышала, как он клялся в любви.

СЕЛИЯ. Вчера слышала, но сегодня пока еще нет. Кроме того, клятвы влюбленного сродни ручательствам торгаша: оба пытаются всучить просроченные векселя. Кстати, он здесь в лесу состоит при герцоге, твоем отце.

РОЗАЛИНДА. Вчера я имела удовольствие встретиться с отцом и ответить на кучу его вопросов. Особенно он интересовался моим происхождением, но я сказала, что в этом отношении мы с ним совершенно равны. Он лукаво посмотрел на меня и удалился. Но к чему ты приплела моего отца, когда у нас есть более существенный предмет для разговора – Орландо?

СЕЛИЯ. О, он поистине прекрасен! Прекрасны его стихи, его речи, его клятвы, которые он беззастенчиво разбивает о сердце своей возлюбленной, – это в нем особенно прекрасно. Он похож на горе-рыцаря, который пытается атаковать противника сбоку, но вылетает из седла с переломанным копьем, напоминая при этом гусака, хотя и благородного. Но разве не прекрасно все, что делает молодость, помноженная на сумасбродство! Но сюда идут.

Входит КОРИНН.