Борис Херсонский - Одесский дневник 2015–2016. Взрывная волна

В этом краю за битого двух небитых дают, а то и трех,
а после бьют небитых, чтоб они поднялись в цене.
А на троне сидит там царь Стручковый Горох,
а в стручке царевны-горошинки сидят рядком в глубине.

И хорошо человеку жить при Горохе-царе,
правда, пучит живот и трещишь, а если не бит, то бьют,
потому что пучит всех верноподданных об этой поре,
потому что за битого двух или трех небитых дают.

И в каждой хате зыбка цепная подвешена к потолку,
и рыбка златая в каждом колодце живет,
а в каждой зыбке – жирный младенец, прибыль в нашем полку,
и у младенца тоже с гороха пучит живот.

И высокоудойная мамка песню поет сынку
о царе-Горохе, от которого мальчика понесла,
и мальчик вырастет крепким и обрадуется пинку,
потому что после пинка цена его возросла.

И поведет его, возросшего, постаревшая мать
на невольничий рынок, под стеклянными крышами корпуса,
будет битого сына на двух небитых менять,
а из глаз ее бабья слеза – Божья роса.

еще твоя жизнь может показаться чем-то
напоминающим живопись кватроченто
без доски без золотого фона
без предвечного Бога и предсмертного стона

и еще твоя жизнь может показаться и скрыться
или быть грудой хлама в котором приятно рыться
вдруг что-то мелькнет блеснет на мгновенье
не менее чем ничто не более чем дуновенье

и еще твоя жизнь и вообще как тебе на свете
все что нужно держать в узде или держать в секрете
от греха подальше сохранней от сглаза
нескладнее чем в стихе слишком длинная фраза

и еще городской пейзаж кривой переулок
пуст и утренний воздух влажен и гулок
и еще страна канатный завод первая смена
пивной киоск на углу высокая пена

Апокриф – незаконный полукровок
от святости и вымысла: неловок,
никак не может втиснуться в канон,
пролезть в догмат, вписать кого-то в святцы,
взлететь, над колокольнею подняться
и сверху слушать колокольный звон.

Но он живет, без славы и огласки,
ему довольно прав волшебной сказки
о глиняных оживших воробьях,
святых кентаврах, силачах псоглавых,
о чертиках, чумазых и лукавых,
плодящихся в неведомых краях,

родителях Марии престарелых,
об ангелочках пухлых, крыльях белых,
растущих сквозь рубахи, о слезе
окаменевшей, о целебных водах,
об озлобленных, проклятых народах,
идущих по неправедной стезе.

Апокриф – незаконный брат Писанья,
он обречен на долгие скитанья
из церкви в церковь да из уст в уста,
минуя ухо, разум потрясая,
идет фигурка темная, босая,
чтоб с покаяньем пасть к ногам Христа.

священный гимнарий российских военных побед
торжественны оды обилен дворцовый обед
алмазами звезды сверкают на лентах атласных
мундиры к лицу молодежи но и стариков
они украшают глядят из седых париков
глаза завидущие на убиения праздник

так ламех кичился убийством и жен призывал
внимательно слушать как юношу он убивал
мол цила и ада послушайте мужа красотки
он крепкий убивец отмстится стократ за него
и жены развесили уши не зная того
что жизнь человека не стоит табачной щепотки

щепотки понюшки из той табакерки златой
подаренной маршалу вместе с надгробной плитой
из царственных рук ничего что красны и опухли
и кольца на пальцы не лезут и что там кольцо
когда из тебя выпирает рябое лицо
как лес раздвигая седые парадные букли

священный гимнарий российских военных побед
когда человек есть застывший парадный портрет
над пышным столом и фелица глядит благосклонно
как славные воины пищу глотают рыча
и что там одежда что там кружева и парча
когда под одеждой зудит похотливое лоно

и оды гремят с пожелтевших старинных страниц
и толпы ревут вот опять расширенье границ
вот вражеской крови бадья вот плененные гады
вот нелюди в чуждых мундирах с чудным языком
вот в спальню фелицы любовник крадется тайком
вот высятся над петербургом соборов громады