Наталья Тимофеева: На склоне пологой тьмы [сборник]

От калитки туман тянет тонкую бязь,
Плети роз белоснежных в неё заплетая,
А в душе моей тает непрочная связь, —
С миром лжи расстаётся наивность святая.

Я решила, начав с перепутья судьбы,
Быть сродни этой мгле тёплой ночи бездонной,
Я устала давно от постылой борьбы,
Распалившей земное прекрасное лоно.

Так неспешно-вольготно вдали от щедрот,
Мне обещанных пламенем, жегшим предсердье,
Знать, что больше со мною не произойдёт
Ни стыда, ни любви, — эта станет последней.

Не прошу у любви подаянья
И пощады себе не прошу.
Пусть меня настигают страданья,
Пусть неровно в волненье дышу,
Но, как ты, не могу равнодушно
Сохранять свой сердечный покой
И с тобой соглашаться послушно,
Под твоею разнежась рукой.

Ты не жди от меня послушанья,
Вышла я из разряда девиц,
От меня не услышишь стенанья
Под дрожание влажных ресниц.
Есть и гордость во мне и прозренье,
Что любви ты во мне не искал,
Только тешился мной, в нетерпенье
Чувств моих пробуждая накал…

Но теперь всё прошло, ты уверуй,
Не тянись ко мне, жаждой томим, —
Я твоею отмеряю мерой.
Будь отныне другою любим.
Пусть она свои нежные ласки
Дарит пылко, не ведая зла,
Пусть она твои слушает сказки,
Выгорая от страсти дотла.

Попрощались с тобой мы навеки,
Я обид на тебя не таю.
Солнце щурит тяжёлые веки
На пропащую душу мою.
Зацветает, синея, цикорий,
Плавит воздух жарою июнь…
Я не верю ни в счастье, ни в горе,
И седею, седею, как лунь…

Я слышу твой голос, и сердце становится чайкой,
Кричащею чайкой с размахом невиданным крыл…
Блажен ли, безумен ли тот, кто под небом случайно
Неузнанный ход в преисподнюю чувства открыл?

Там тесно и душно, там страшно и нервно живётся,
От каждого шороха в тело вонзается нож.
Там в чёрное марево страсти утоплено солнце,
Восходит оно, иль садится, — никак не поймёшь.

Оттуда не выбраться просто усилием воли,
Как будто бы разум, волшебной травой опоён,
Запродал в невольницы душу, заложницей боли
Он сделал её, погрузив в перевёрнутый сон.

Добром ли закончится этот полёт наважденья,
Когда от отчаянья воздух сгорает в груди?
Есть грань между жизнью и смертью, но нет исцеленья.
Есть только «сейчас и сегодня», но нет «впереди».

Я — пуста, словно гулкая комната старого дома, —
Паутина на стенах, и давит плитой потолок.
Не заполню её, хоть все двери закрою. Знакомо
Будут тени густиться в углах, — сон души одинок.

Синий ветер зимы не взметнёт над землёй ароматы
Прелых листьев осенних, что скрылись под снегом вчера.
Я одна провожаю морозные эти закаты
И одна коротаю, забыв обо всём, вечера.

Что же делать, когда в свой черёд заступает разлука,
И всему, что имеет начало, приходит конец.
Небывалая роскошь сердец — одинокая скука…
Мне студёная мгла выплетает терновый венец.

Опоил меня зельем декабрь ненадёжный и мглистый,
Как в замедленной ленте, спрямил мой извилистый путь…
Только ворон кричит с нарочитой бравадой артиста
С голой ветки в саду, под луною подвижной, как ртуть…

Я сама согласилась на должность поэта
При дворе Господаря, — при Божьем дворе.
И сполна получаю по жизни за это,
Понаслышке ли зная о зле и добре!?
Понаслышке ли это сдирание кожи, —
Если нервы снаружи, а слёзы — внутри!?
Дай мне силы, Всевышний, прими меня, Боже,
Самой худшей из грешниц, но смерть подари
Без томительной боли, без паники, гнева,
Дай мне сил упокоиться мирно в ночи.
Не терплю гороскопы, но всё же я — Дева.
Пусть нечистого вид мой хоть тем огорчит,
Что боролась с собой. Нет, не слишком удачно,
Но старалась уйти от греха, как могла.
Я давно поняла и, вполне однозначно,
Что за смертью не ждёт нас забвенье и мгла.
Там — сияние истин, что сердцу дороже,
Выше значимых чувств на планете Земля.
Самой блудной из смертных прими меня, Боже,
Не отринь меня, Святый, безгрешных хваля.
Верю, я пригожусь Тебе словом и делом,
Пусть скудна моя жизнь на молитву и плач.
Отбери же, Всевышний, грешившее тело,
У которого разум — судья и палач!
Отбери его, дай мне свободы и воли
В торжестве славопения видеть Твой свет!
Мне хватило с рождения брани и боли,
От которых без веры спасения нет.
Знаю я, не даёшь непосильного горя,
Но однажды все тяготы встанут стеной.
Я с тобою, мой Боже, вовеки не спорю,
Но и Ты будь поласковей, что ли, со мной.
Если жизни моей для терзаний не хватит,
Вновь приму её в сердце — вместилище бед…
Столько мною написано! Смертные, нате —
Мой нечаянный бренный и дерзостный бред!