Елена Крюкова - Сотворение мира

Золотым крестом
солнечных лучей.

К Нему бежала: «Воскреси!» — родня, размазывая слезы…
И то, — проси тут не проси, — а тьмы морозная угроза:
Бесповоротно хлад скует, и сколько ни молись, ни бейся,
А лоб любимый — чисто лед, и водкою хоть в дым упейся…
И Он пошел. Собрался вмиг: на улице смоль гололедиц,
Глядит юродивый старик во небесах — полет Медведиц…
Скорее. Вот печальный дом. И кружева на крышке гроба.
Дыханье перевел с трудом — души не потревожить чтобы…
Ведь здесь она, душа! Жива… Ей больно… И светло, и стыдно —
За то, что отошла едва, а сверху все — навеки — видно…
А тело юное лежит покорно, вытянутой плеткой,
И от рыданий вся дрожит каморка: «Век-то наш… короткий…»

Не плачь ты, мать, не плачь, отец! Он прикоснулся лишь рукою —
На скулах проступил багрец, дыханье потекло рекою,
И в тело милое душа, смеясь и плача, возвернулась,
От возвращения дрожа… И плоти дверь за ней замкнулась…
«Ох, доченька!.. Да ты жива!..» Упали — и стопы целуют…
Любовь слепого естества — до глубины, напропалую…
И плачет, заливаясь, мать, отец от радости ликует!
И никогда им не понять, зачем метель в ночи лютует,
Зачем их молодая дочь, восстав от смерти, вся пылает
И так глядит в немую ночь, как будто мертвых призывает.

…А в солнечный подталый день,
Напротив церкви синей,
Там, где завода стынет тень
В огне трамвайных линий, —
Там свадьба вольная жила,
Дышала и гремела —
На самом краешке стола,
Близ рюмки запотелой.

Здесь песню злую пел мужик
О красном сорок пятом.
Здесь над селедкой выл старик
О времени проклятом.
Здесь над невестиной фатой,
Отмывшийся с дороги,
Молчал солдатик молодой —
Безрукий и безногий.

Кричали тетки, обнявшись:
«Эх, горько! Подстастить бы!..»
Рябиновкой глотали жизнь —
И юность до женитьбы,
С фабричной песней под гармонь,
С плакатной матерщиной, —
И старости печной огонь
За швейною машиной…

Здесь из немытого окна
В снопах лучей горячих
Россия зимняя видна
Калечным и незрячим!
Видны лимоны куполов,
Сугробов белых груди.
Видна великая любовь,
Видны родные люди.

Исусе, мы Тебя давно
На этой свадьбе ждали!
Ты воду преврати в вино:
За кровь Твою страдали.
А коль нам нечем заплатить
За бирюзу метели, —
Мы будем есть и будем пить
И петь, как прежде пели.

И я, Твоя седая мать, —
В застолье этом душном.
О как мне сладко обнимать
Девчонок простодушных!
На кухне чистила треску —
О, только б до подушки…
Дай, чтобы разогнать тоску,
Вина в железной кружке.

И я такую боль запью,
Которую — не выжечь.
И на таком спляшу краю,
Что — никому не выжить!
А я пляшу! Кричит гармонь!
Топчу печаль ногами!

…И Солнца бешеный огонь —
Над бедными снегами.

— «Покажи свою силу! —
свой Божий мускул! —
и все это бужет Твое:
Серебром, жемчугами, сканью расшитое
вьюг кружевное белье,
Турмалины яблок,
топазы хурмы
на заиндевелых лотках —
И сиянье в Пасхальной ночи церквей —
и вой собачий — в веках!..»

— «Да что ты меня прельщаешь, ты,
смердящий пес, Сатана!
Это все от века — уже Мое,
мне подачка твоя не нужна:
На меня Россию надели давно —
отроду! — медным крестом,
И ношу я нательный,
родной мой крест, —
а могильный — уже за холмом…»

— «Ах Ты, душка мой,
несмышленыш Ты мой!
Да кто силе поверит Твоей?!
Сотвори, чтоб не брали на бойню
из дома отчего — сыновей,
Сотвори, чтоб досыта ели младенцы!
Тюремный раскрой алтарь…
Ах, не можешь?.. Да какой же Ты после
этого — Светлый Царь?!»

— «Отыди, черный дух.
Я тебя не слышу.
Я вижу землю мою —
Я лечу над рельсами, над сараями,
я безумно ее люблю;
И безумье Мое — Мой лазоревый нимб —
освещает народу путь,
И в ночи по нему —
солдаты, косцы, плясуны, —
очей не сомкнуть!..

Я могу —
мановеньем мощным одним —
от страданья избавить всех.
Я могу на костистые плечи взять
первородный великий грех.
Только, люди! Как вы будете жить
в этом сахарном, сиром Раю?
Как вы будуте есть,
Как вы будуте пить
мое тело и кровь Мою?

Нет! Хрустит под полозом синий снег,
И под валенком снег хрустит.
Пьет из чаши зальделой всяк человек
Злой замес страстей и обид.
А когда он их выпьет, когда пройдет
Корчи, стоны и муки те,
Что когда-нибудь я и сам повторю,
весь распатланный, на Кресте, —