Елена Крюкова - Сотворение мира

А этот? — Вобла, пистолет, мальчонка,
От внутривенного — дрожащий, как свеча,
Крича: «Отбили, гады, все печенки!..» —
И сестринского ищущий плеча, —

Гудящая, кипящая палата,
Палата номер шесть и номер пять!
Художник, вот — натура и расплата:
Не умереть. Не сдрейфить. Написать.

На плохо загрунтованном картоне.
На выцветшей казенной простыне.
Как в задыханье — при смерти — в погоне —
Покуда кисть не в кулаке — в огне!

И ты, отец мой, зубы сжав больные,
Писал их всех — святых и дорогих —
Пока всходили нимбы ледяные
У мокрых щек, у жарких лбов нагих!

И знал ты: эта казнь — летописанье —
Тебе в такое царствие дана,
Где Времени безумному названье
Даст только Вечность старая
одна.

Бегу. Черной улицы угорь
Ускальзывает из-под ног.
Я жизнь эту кину, как уголь,
В печи раскаленный садок.

Напился?! Сорвался?!.. — Отыди,
Святое Семейство мое!
Художник, я все перевидел!
Холсты я сушил, как белье!

Писал, что писать заставляли.
Хотел, что — велели хотеть…
Нас силою царской пытали,
А мы не смогли умереть!

Мы выжили — в зольных подвалах,
Меж драных эскизных бумаг.
Сикстинская нас целовала —
Со всех репродукций — впотьмах…

Мы днем малевали призывы!
А ночью, за древним вином,
Ссутулясь, мы знали: мы — живы
В убийственном царстве стальном!

Вот из мастерской я — на воздух,
Орущий, ревущий, — бегу!
Что там еле теплитесь, звезды?!
Я — паклю на лбу подожгу!

Обкручена лысина светом,
Гигантским горящим бинтом!
Не робот, не пешка, — комета!
Сейчас — не тогда, не потом!

Безумствуй, горящая пакля,
Трещи на морозе, пляши!
Голодную выжги мне память
И сытую дрему души!

Шарахайтесь, тени прохожих,
В сугробов ночную парчу!..
Не сливочным маслом — на коже
Краплаком
ожог залечу.

Юродивый и высоченный,
Не улицей затхлой промчу —
Холстом на мольберте Вселенной,
Похожий на Божью свечу!

В кармане тулупа — бутылка…
Затычку зубами сдеру —
И, пламя зачуя затылком —
Взахлеб — из горла — на ветру —

Все праздники, слезы и пьянки,
Жар тел в оснеженье мехов,
Все вопли метельной шарманки,
Все лязги горячих цехов,

Кумашные русла и реки
Плакатов, под коими жил,
Где юные наши калеки
У дедовых черных могил, —

Все льды, где прошел ледоколом,
Пески, что сжигали ступню!.. —
Всю жизнь, где на холоде — голым
Стоял, предаваясь Огню.

…Из тьмы табачной и пустой
Горели ветки кровью алой.
Стояла ель с лицом святой
И, плача, на костре сгорала.
Над мисками горя, свеча
Объедки, рюмки освещала
И из-за потного плеча —
Снега, сугробы одеяла…

Шел Новый Год. Уже прошел.
Пылали медные шандалы.
Мороз был крепок и тяжел —
Стального, синего накала.
Все выпили. Устали есть.
И тьма дрожала и горела.
И свечи приносили весть
О том, что будет в мире белом.

Вот ты глядишь во тьму, отец…
Открой бутылку «Кюрдамира»!..
Лишь на театре — тот конец
Безумного, седого Лира…
И зуб серебряный блестит,
И любишь ты тепло и баню,
Ну, а за водочку простит
Господь… (молитву — лишь губами…)
За то простит, что в морду дал
Тупому, с масленой душою,
Который все икру едал
И мыслью запивал чужою…
И благо бы твою ругнул
Картину!.. Критика — могила,
Искусство — жизнь!.. Но — саданул
Как поддых: «Рафаэль — мазила!..»
И гул поднялся из земли.
Обида — ярым блеском бреда.
И ты пошел, как корабли,
Да нет — как жесткая торпеда!
Потом вас разнимали… Ты,
Пришед домой, лишь руки вымыл
И в честь Великой Красоты
Рябиновки — по новой выпил…
И плакала, старея, мать:
«Ведь срок дадут за эту стычку!..
О, как нам жить и выживать!..»
И подносила к газу спичку…

Вот, мама, ты глядишь на свет
Свечи, что треплет язычишко
В дыму, где ужин да обед,
Где все — нехватка либо лишку…
Вязанье да больничный дух
Пенициллина — от халата,
От бус, сожженных содой рук, —
Дух смертной, кварцевой палаты…
Страданье, кровь, — и плачь не плачь
На кухне под гитару мужа,
Вот утро, и — в больницу, врач!
И щеки трет наждачно стужа,
И ест глаза тот золотой,
Тот рыжий купол… Здесь от века
Был храм горящий и святой…
А нынче — хлад библиотеки…
Вперед!.. Вспоить и накормить…
Испечь пирог — вот вся молитва…
И вылечить. И полюбить.
И выругать — острее бритвы…
И, как бодряцки ни держись,
Лицом в ладони пасть однажды:
Какая маленькая жизнь —
И вот ни голода… ни жажды…
И снова в запахе воды,
Что тащат в ведрах санитарки,
Почуять запах той Беды,
Где — формалин… и где огарки
Свечей — что маленький детей
Глаза!.. А зеркала — закрыли…