Елена Крюкова - Сотворение мира

Люди, в любви соединяясь,
Прекрасны дикой красотой.
Ее писать — ну разве
Хвосты быков обмакивая в кровь,
На стенах
Пещер,
Где росписям потом молиться будут!

Разденемся. И лишь: люблю, люблю, —
Твердим, твердим, твердим, как во хмелю…
За это слово нам грехи простятся.
Весь Ад я этим словом
отмолю.

Мы все меняем — лики и года.
Мы все меняем — вьюги, поезда.
А сами думаем, что мы-то — неизменны!..
А глянешь в зеркало — ох, не гляди: беда…

О, как, смеясь, отец меня писал!
Как на холсте меня он рассказал!
Во всех стихах я так себя не выдам,
Как отразил он — в самом страшном из зеркал…

Вжимаюсь, плачу, глажу — и слепну я опять…
О тело человека, тебя нам не понять —
Зачем — насущней хлеба,
Зачем — потопней вод,
Зачем — святей молитвы любимый жадный рот?..

…Газета мятая. И ложка — серебром.
И дом мышиный, предназначенный на слом.
Стою, как гренадер! И золотое зеркало твое
Вбирает снежной бездной
Мое черное белье…

Мой пряный, мой сухой Пантикапей!..
Плесни-ка, море, мне в стакан, налей…
Я молодость мою запью тобою —
Любимым все сильнее и скупей.

Плоть яростная женская груба.
Откину прядь прилипшую со лба.
Прости, любимый. Нежности не знала.
О нежности твоей — моя мольба.

Так нарисуй меня!.. А как?.. Вот так:
Монисто звонкое — как золотой карась — пятак,
И пестрядь юбок, и платок расшитый
Горит костром! На скулах — дикий мак!..

Цыганочку себе нашел?.. Гляди:
Тебя крестом запрячу — на груди…
Тебя с собой — во вьюгу унесу…
В кулак зажму… От сытости — спасу…

Ох, сколько там времен?.. На стрелки глянь:
Пора идти… Расшита снегом рвань
Посконной да холщовой нашей жизни…
Ну, с Богом. Поцелуй меня и встань.

Остались два печенья на столе.
Окно горячее — на выстывшей земле.
Остались мы, идущие по миру
Уже поврозь — в казнящей, хищной мгле.

«Любимая!..» — Но в зеркале — не я,
А в трещинах, морщинах — плоть моя…
И ты — старик… Не плачь. Тебя люблю я —
На берегу иного Бытия.

Старушка буду ведь!..
Скорей гляди:
Вздымается, идет волна груди…
Люби, покуда я не почернела!..
А там — пойдут холодные дожди…

А там — дожди косящие пойдут,
Слезящийся огонь очей зальют…
Еще, любимый, есть в запасе Время.
Еще не скоро наш Последний Суд.

— Ты за каждою дверью видишь — себя.
— Такая судьба.
— Ах, нахалка, да ты ж еще — молода!
— Да.
— А за этою дверью — что гудят?..
— Свадьбу — гости глядят.
— Чью?.. Неужто — твою?!
— Слушай, что пою.

Все по рынкам, по вокзалам, по миру скиталась.
Не краса была — а сила. Не любовь — а жалость.

Как вкусна вода из баков железнодорожных!
Близ гостиниц — вой собаки — отсветом острожным…

Сколько раз — в подушку криком: эх, судьбу узнать бы!..
Вот — сияю ярким ликом. Дожила до свадьбы.

Серьги — капельками крови. Дрожу, как синица.
Сколько было всех любовей, — может, эта — снится?!

Вспомню: боль… Пиджак на стуле…Писем вопль упорный…
В самолетном диком гуле — плач аэропортный…

Рюмки на снегу камчатном ягодами светят.
Сойкой в форточку влетает резкий зимний ветер.

Только счастья нам желают, нашу бьют посуду,
Только я тебя целую, все не веря чуду!

И когда средь битых чашек нас одних оставят —
Наши прошлые страданья ангелы восславят.

Горечь лифтов
ноздри прожгла.
Вдоль по стенкам — надписей шрам.
Где-то здесь я была. Жила.
Здесь — залеченный жизни шрам.

Под пятою подъезд гудит.
Я бегу. О! Я узнаю —
Маргарин первобытно смердит,
И аккорд гремит,
как в Раю…

Ты, высотка! Тюрьма людей…
Ты, любовь — ты пес за дверьми…
…От любви нам — паче зверей —
Жить — людьми,
умирать — людьми.

О, как веки воспалены…
Флюорографом — этажей…
Все каморки — обнажены…
Все лилеи закинутых шей…