Низами Гянджеви - Сокровищница тайн

Сад мне небом вручен, а тепло его — блещущим оком.
Был мне розой рассвет, были слезы — отрадным потоком.

И укрытый за тканью меня окружавших завес,
Был мне подлинным другом. Он послан был волей небес.

Многодневно чело на свои опускал я колени,
Чтобы нить путеводная злые рассеяла тени.

И теперь я пошел по прямому, благому пути.
Друг мой, следуй за мною, за мною ты должен идти.

Ты не избран вести. Нужен опыт вседневный, богатый.
Все доверь Низами, — это опытный, верный вожатый.

Повелитель сердец начал пиршество в некую ночь;
Побеседовать с равными был он в ту пору не прочь.

Ночь сияла зарей, и на небе мерцали Плеяды.
И к молитвам отзывчивой скоро достиг он услады.

И собрания прелесть был бы всем вёснам в упрек.
И услада была неизбежна, как благостный рок.

Ароматы курильниц в оконца дыхание бросив,
Говорили о ткани, вещавшей, что прибыл Иосиф [71] Ткань — рубашка Иосифа, вдохнув аромат которой, прозрел ослепший от горя его отец Иаков. Так стало известно, что Иосиф скоро вернется из Египта. .

Ночь велела уйти всем отрядам охранных частей
И всех мошек смела. Да ничто не тревожит гостей!

Как за тканью узорной напевы звучали — о диво!
Знатоки песнопений, дивясь, восклицали: «О диво!»

Руки кравчих в шелках. Блещет золотом каждый кувшин.
И в жемчужные чаши расплавленный льется рубин.

Гасла печень сгорая, и гасли светильники ночи.
Пламень сердца пылал, словно пламени рдяные очи.

И на плоских курильницах, блеском ласкающих взгляд,
Аромат создал сладкое, сладкое жгло аромат.

Сахар с розой в сосудах творил животворные чары.
Свет свечей, колыхаясь, бросал золотые динары.

Было там и вино, что нас тешит и гасит печаль,
Рот и очи любимой и сахар несли и миндаль.

Рот и очи смеялись. И счастьем любовным и ликом
Восхищалась Зухра , предаваясь беседе с Маррихом .

Обещанья любовные слышал влюбленный, и смех
Стал сбирать с милых уст подаянье полночных утех.

Леопарду подобная, мускус душистый газели
Вниз бросает Зухра. Косы черные льва одолели.

Друг схватил ее ворот, его драгоценный рукав
Бросил искры каменьев, к пленительной шее припав.

Словно кравчий — свеча. Пламень — чаша. И кружится пьяный
Мотылек, и вином уже залиты все дастарханы .

Сна не стало, о нет, он сгорел, как сгорел мотылек.
И свеча благодарна, и клонит она фитилек.

И Зухра, запылав, и созвучий предавшись усладам,
Жадный слух веселила стремительным, радостным ладом.

Два мышленья друг другу давали мгновенный ответ,
Брал светильник, светя, у другого светильника свет.

То, что многим давало медлительный жизни теченье,
Другом другу дарилось в одно золотое мгновенье.

Посылали дары — ведь восторга нельзя превозмочь! —
Сердце — сердцу, дух — духу и плоти влюбленная плоть.

Иль из пышных чертогов, которые к пиршеству звали,
Все, в чем нет бытия, за предел бытия побросали?

Птица радости ввысь полетела с отрадным письмом,
Чтоб Зухры благодатной обрадовать радостный дом

Пламень птицы рассвета [72] Речь идет о солнце. , попавшей на вертел, прохладу
Даровал двум влюбленным, смиряя разлуки досаду.

Словно петел погибший, был скрытый рассвет недвижим.
Месяц был полонен, и застыл свод небесный над ним.

В дверь кольцом не стучали. Чужой! О, да будет далек он!
Обвивал шею милого нежной красавицы локон.

Что дверное кольцо, хоть мало оно очень? Смотри:
Меньше перстня обычного стала душа Муштари .

Те, что схожи с пери, те, что будто назначены негам,
Все свободные души сломить порешили набегом.

Средь жасминов и роз, чтобы души попадали ниц,
Все колючки они заменили шипами ресниц.

О плоды! Ведь сердца не вкушали столь сладких ни разу.
Млели души. Пери не подобны ли гибкому вязу?