Вадим Алексеев - Хорхе Луис Борхес. Алгорифма

Если ко лбу я руку поднимаю,

Книг корешков касаюсь если нежно,

Значит я клоун в цирке и манежно

Жильё моё. Себя я обнимаю,

И все смеются! Я не понимаю,

Что тут смешного? Одиноко мне ж, но

У Стены плача будет снежно-снежно…

Я сон видеокамерой снимаю.

В Салиме выпал снег… Не принимаю

Я никого. Жить лучше безмятежно,

Имея то и это бесплатежно…

Я с паствы десятину не взимаю.

Мольбе их "исцели нас!" не внимаю.

Бреду по снегу сквозь метель бесстежно…

Из Книги я Ночей Шахеризада

И ключ в старом замке если со скрипом,

Но повернулся, то предсмертным хрипом

Да огласит вселенную из ада

Тот, автопомпу вынул кто из зада

И нюхает её больной как гриппом

Фрукт ароматный, глаз же птизным стрипом

Пылает. Оголялась не коза, да?

Если живу я над обрывом в бездну

И если боль моя невыносима,

Язык английский в навсегдаисчезну

Изыдет ныне звёздновозносимо:

Сначала с Нагасаки Хиросима,

Теперь – Бачау? Вижди тьму беззвездну!

Я вспоминаю Времени Машину

И не забыл ковра единорога…

Где в Назарете вы нашли вершину,

Чтоб свергнуться с неё? – спрошу вас строго.

Марихуану можно в автошину

Засыпать – до таможни лишь дорога,

Затем – смена колёс, да под смешину!

В каждом втором авто – пакеты дрога.

На-ка, курни. Эй, глубоко дыши, ну!

Что, худо стало? – Тогда прочь с порога.

Пойди, сшей кимоно из крепдешину

И дома в нём ходи как недотрога.

Плачет ли жезл железный по кувшину?

У жезла вид… Аж по в спине продрога!

Если меняю положенье тела

Во сне и память стих мне возвращает,

То Бог хулу на Духа не прощает.

Британия великой быть хотела…

Ого, какая глыба пролетела,

Что с облегченьем диктор сообщает,

Мимо планеты – как себя вращает

Земля ещё? – звездою проблестела!

Если меняю тела положенье

Во сне и память возвращает строки,

Ещё одна комета мчит, пороки

Чтоб наказать людские. Приближенье

Её к земле настолько же опасно,

Насколько мужеложество не спасно.

Стих этот повторён несметнократно

Во сне моём как эхо в лабиринте:

"Язык Содома поступать развратно

Учит детей – скорей его отриньте!"

Не обретая вспять стези, обратно

Не полетит комета как на спринте

Спешащая, что авторефератно

Трактат свой издаёт на ротапринте!

Не исполнитель действия иного,

Тку фабулу такую же я точно,

Которую страна, та что восточна,

Назначила и чей снова и снова

Восповторяю я десятисложник…

Из англофонов кто не мужеложник?

То говорю, что скажут мне другие,

Я те же вещи чувствую в час тот же

Абстрактной ночи и я тождотодже

В степени разной с вами, дорогие

Душ зеркала, хотя равно благие

И те, и эти, но слона ферзь ходже,

Из нескольких монет одна находже

Другой, хоть все одеты, не нагие.

Каждую ночь один и тот же ужас

Мне снится: лабиринта строгость. Жалит

Как аспид и клинком как тать кинжалит

Дракон в полёте, а на вид так уж ас.

Я зеркало с музейным слоем пыли

И огненные буквы чёрной были.

Я зеркала усталость отраженья

И пыль музея. Вещи невкушённой -

Золота мрака, девы разрешённой,

В надежде смерти жду, чая вторженья

В тайну её. Не встречу возраженья

Кастильца, с цитаделью сокрушённой

Её сравнив, мечом распотрошённой,

Чьи пуха и пера плавны круженья!

Проникнуть в тайну жизнепродолженья

Хочу теперь я перед рассмешённой

Публикою почтенной, вопрошённой:

"Над кем смеётесь, духом несолженья?"

Не почестей ищу я, но служенья.

Отдал Бог суд душе, любви лишённой.

Да будет человек не недостоин

Ангела, меч которого охранный

Огненным назван, как алмаз огранный,

А стих – кагор, на травах что настоян.

И в человеке Ангел удостоен

Смеха толпы, которой хохот бранный

Надменно переносит, предызбранный

На эту казнь: "Вот как я непристоен!"

Но я стою, а ты шаткоустоен,

Свободою зовущий плод возбранный

Народ поганый, в рог меня баранный

Скрутить хотевший – ил, что не отстоян

И грязь в тебе, язык английский. Сто ен

Не даст японец за твой юмор странный.

Кто видел его вхожим в лупанарий

Ни во дворец в квартале нуворишей,

Который титулованным воришей

Воздвигнут, ибо истинный он арий?