Константин Бальмонт - Литургия красоты. Стихийные гимны

Безгласна во влажных ласкающих взорах,

Но в снежных узорах таится в ней шорох

И звонкое вскрытие льда.

Превратившись в снега, заключившись в усладу

молчанья,

Расстилаясь застывшей студеной немой пеленой,

От зеленой Луны принимая в снежинки мерцанья,

В первозданность Вода возвращается теплой весной.

И играет волной,

И бежит, и поет.

И горит белизной

Уплывающий лед.

Нарастанием вод

Затопляет луга.

Все победно возьмет,

Все зальет берега.

Как раздольна игра

Водопольной волны.

Но шепнули «Пора!»

Уходящие сны.

И речной глубины

Установлен размер.

Все цветы зажжены,

Пышен праздник Весны,

В нем лучи сплетены

Отдаленнейших сфер.

Все приняло свой вечный вид,

Лик озера зеркально спит,

Безгласно дремлет гладь затона.

О бесконечности услад

Поет бессмертный водопад,

Ключи бегут по скатам склона.

И рек причудливый узор

Лелейной сказкой нежит взор,

Их вид спокоен и. беззвучен,

И тот узор светло сплетен,

В серебряный, в хрустальный сон,

Среди уклончивых излучин.

И без конца поют ручьи,

И нежат душу в забытьи

Воздушно-сладкою тоскою.

Как разность ярко здесь видна,

Как ясно, что Вода — одна:

Ручей различно-схож с рекою.

И нам преданья говорят:

Ручей с рекой — сестра и брат.

Ручей ласкает слух, влечет нас в отдаленье,

Ручей журчит, звучит, баюкает, поет.

Река лелеет глаз, дает успокоенье

Движеньем медленным безмолвствующих вод.

Ручей, как чаровник, дремотно шепчет, манит,

Ручей гадает нам, и вкрадчиво зовет.

Река наш зыбкий дух яснит, а не туманит

Успокоительным теченьем светлых вод.

Ручей нам говорит: «Люби! Люби! Люби же!»

Но в нем не отражен глубокий небосвод.

Кто в реку заглянул, тот Небо видит ближе,

Лазури хочется безмолвствующих вод.

Но переменная Вода

Быть хочет разною всегда,

Восторг рождает полногласный.

К преображениям бежит,

Меняет вид, и жить спешит,

Не уставая быть прекрасной.

Вон бьется гейзер голубой,

Весь очарованный собой,

С водою бешено-кипящей.

Как ослепительно-светла

Она выходит из жерла,

Кругом бросая пар свистящий.

Столбами пляшет влажный прах,

Несчетность радуг в тех столбах,

Падение дождей алмазных.

Слиянье светов и теней,

Переплетение огней,

Всегда одних и вечно разных,

Там дальше море-Океан,

Неизмерим и неогляден,

На дне утесы, пасти впадин,

Подводных сил военный стан.

Проходят быстрые акулы,

Домам подобные киты,

В прорывах влажной темноты

Спиральные родятся гулы.

В круговращении своем

Чудовищной змее подобной,

Гудит и плещет сечкой дробной,

Воронка адская, Мальстрём.

Совсем другого Океана

Другие области встают,

Существ невидимых приют,

Затишье в круге урагана.

Кораллы меж морских валов,

Водой рожденные картины,

Червеобразные плотины

Кольцеобразных островов.

Людских строений первотипы

Оазисы пустынь морских,

Не люди создавали их,

А кругодумные полипы.

Им света хочется--и вот

Растут узорные сплетенья,

Осуществляются хотенья,

Оазис круговой живет.

Из влаги восстают кораллы,

И волны бешено кругом

Несутся в строе боевом,

Как викинги в предел Валгаллы.

О, да, я знаю, что всегда,

Полна безмерных чар Вода,

Но понял это я не сразу.

Все в мире нужно различать,

На всем лежит своя печать,

И аметист — не брат алмазу.

Я помню, в далекие детские дни

Привиделся странный мне сон.

Мне снилось, что белые в Небе огни,

И ими наш сад озарен.

Сверкают далеко холодные льды,

Струится безжизненный свет,

Звезда отражает сиянье звезды,

Сплетаются гроздья планет.

Сплетаются тысячи крупных планет,

Блестят, возрастают, растут.

Но в этом сияньи мне радости нет.

Цветы предо мной не цветут.

Ребенку так нужен расцвет лепестка,—

Иначе зажжется ли взгляд.

Но нет предо мною в саду ни цветка,

Весь — белый безжизненный сад.

И стал я тихонько молиться в бреду,

И звезды дрожали в ответ.

И что-то как будто менялось во льду,

И таяли гроздья планет.

И, в светлой по новому, в той полумгле

Возникли потоки дождя.

Они прикоснулись к далекой Земле,

С высокого Неба идя.

Полмира окутал блистающий мост,

В нем разные были цвета.

В нем не было бледности мертвенных звезд,

Живая была красота.