Константин Бальмонт - Птицы в воздухе. Строки напевные

Я как ветер промчался над нивами,

Вам — быть смятыми ветром, и сжатыми.

О, нет, я не изменник,

Красивые мои.

Я был вам верный пленник,

Я ваш был, в забытьи.

Но, ежели с царицей

Я был и царь и раб,

Лечу я вольной птицей

Из царства скользких жаб.

Я был бы вечный пленник,

Всегда б склонялся ниц,

Но медлит лишь изменник

Средь измененных лиц.

Но медлит лишь бессильный

В скованности дней,

Где путь простерся пыльный,

Где больше нет стеблей.

Я никогда не ленник

Нецарственных цариц,

И нет, я не изменник,

Я птица между птиц.

Тесный женский ум живет вечно в терему,

Как ему не скучно там, право, не пойму.

Я привольная волна, весь свой день бежал,

А коль берег наступил, умер пенный вал.

Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,

Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.

Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

Я охотник, я стрелок,

Я в пути, и путь далек.

Долго я в лесу плутал.

Полон мой ягташ. Устал.

Отдохни, мое ружье.

Птица там? Оставь ее.

Звери там? Не тронь их рой.

Пусть живут. Иди домой.

Ты болото миновал.

Выпей в честь трясин бокал.

И в трясинах есть краса,

Травы, жизни, голоса.

Не запутал ты души

В чаще, в стонущей глуши.

Там нашел — чего искал.

Выпей в честь глуши бокал.

Дев лесных заслыша зов,

Не свалился в скользкий ров.

Похвала бесовским рвам,

Зорок глаз мои, слава вам.

Я натешился вполне.

Путь далек, но видно мне.

Верен был курок ружья.

Лес, прощай. Есть дом — и я.

В вечерней ясности молчанья

Какое тайное влиянье

Влечет мой дух в иной предел?

То час прощанья и свиданья,

То ангел звуков пролетел.

Весь гул оконченного пира

Отобразила арфа-лира

Преображенных облаков.

В душе существ, и в безднах Мира,

Качнулись сонмы тайных слов.

И свет со тьмой, и тьма со светом

Слились, как слита осень с летом,

Как слита с воздухом вода.

И в высоте, немым приветом,

Зажглась Вечерняя Звезда.

На трех конях Властитель Солнца

Свершает выезд в Иванов день.

И конь один красней червонца,

И конь другой есть конь-игрень.

И третий конь весь белый, белый,

Как будто вылит из серебра.

Властитель Солнца, светлый, смелый,

Свершает выезд.—«В путь. Пора».

Но чуть доедет до зенита,

Конь златокрасный горит — и пал.

Властитель Дня хлестнет сердито

Тех двух — и дальше поскакал.

И конь-игрень он тоже красный,

Но с белой гривой, о, с белой он.

Он мчит, бежит, играет, страстный,

И пал, и пал на небосклон.

У бога Солнца сердце сжато,

Ему лишь белый остался конь.

На склонах яркого заката

Горит пурпуровый огонь.

И виден в тучах белоснежных

Конь смертно-бледный из серебра.

Властитель Солнца, в снах безбрежных,

Свершает путь.—«Домой. Пора».

Тонкий колос нив не наших,

Стебель придорожный,—

Словно пил в нездешних чашах,

Чар Египетских отведал, здесь тебя взрастивший,

гений,

Бестревожный,—

Так утонченно-спокойный, между дремлющих

растений,

Истонченный, нежно-стройный, вознесенный в мир

видений,

Ты стоишь, в воздушной грезе, на краю большой

дороги,

Как созданье сновидений,

Как Египетские боги.

Святая неделя, Червонные Святки,

Тут Солнце — в веселии нашем сполна,

Дарит нам сиянье свое без оглядки,

А Ночи вещает, мол, ты не нужна.

Во все продолженье Пасхальной седмицы,

Как Солнце взошло, так не хочет зайти,

И долго поют нам полдневные птицы,

И долго хотят нам все травы цвести.

Золотая парча развивается,

Кто-то в путь в дорогу сбирается

Это мать ли моя, или милая?

Иль чужая старуха унылая?

Золотая парча развивается,

Путь-дорога в леса означается.

То не милая, нет, не старуха, не мать,

Не хотят они в мире, не могут гулять.

Золотая парча развивается,

Заколдованный замок вздымается.

Это мысли мои, это вольность мечты,

Ей доступны пути Красоты.

Спросил я весеннюю божью коровку: