Константин Бальмонт - Только любовь. Семицветник

О, в этот лунный час я о тебе скорблю!

Мне хочется, чтоб Ночь, раскинувшая крылья,

Воздушной тишиной соединила нас.

Мне хочется, чтоб я, исполненный бессилья,

В твои глаза струил огонь влюбленных глаз.

Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки,

Под лаской замерла, и целовал бы я

Твое лицо, глаза, и маленькие руки,

И ты шепнула б мне: «Смотри, я вся—твоя!»

Я знаю, все цветы для нас могли возникнуть,

Во мне дрожит любовь, как лунный луч в волне.

И я хочу стонать, безумствовать, воскликнуть:—

«Ты будешь навсегда любовной пыткой мне!»

Мне видится безбрежная равнина,

Вся белая под снежной пеленой.

И там, вверху, застывшая как льдина,

Горит Луна, лелея мир ночной.

И чудится, что между ними—сказка,

Что между ними — таинство одно.

Безмолвна их бестрепетная ласка,

И холодно любить им суждено.

О, мертвое прекрасное Светило.

О, мертвые безгрешные снега.

Мечта моя, я помню все, что было,

Ты будешь вечно сердцу дорога.

Розоватый свет заката озаряет облака,

И волною просветленной плещет сонная река.

Еле плещет, еле дышит просветленная волна,

Точно чувствует и слышит, что подходит тишина.

Друг желанный, одинокий, о тебе моя печаль,

Я один в стране далекой, и тебя мне сердцем жаль.

Я, как ты, не знаю ласки, сохраняю поцелуй,

В час, когда мне шепчет сказки еле слышный

лепет струй.

Если б нам убить пространство, друг мой, друг мой,

сон мечты,

Я б с тобой устами слился, как со мной слилась

бы ты.

Мы бы вместе проникались этой стройной тишиной,

Ты со мной бы чуть шепталась, как в реке волна

с волной.

Прозвенит ли вдали колокольчик,

Колокольчик, во мгле убегающий,—

Догорает ли Месяц за тучкой,

Там за тучкой, бледнеющей, тающей,—

Наклонюсь ли я, полный печали,

О, печали глубоко-мучительной!—

Над водой, над рекой безглагольной,

Безглагольной, безгласной, томительной,—

Предо мною встаешь ты, родная,

Ты, родная и в сердце хранимая,—

Вдруг я вижу, что ты не забыта,

Позабытая, горько-любимая.

Ты в жизни проходишь безучастною тенью,

И вечно опущен твой взор.

Ты сердцем уходишь к неземному селенью,

Уж там — с незапамятных пор.

Тебя повстречал я на великой дороге,

Ведущей в безвестную даль.

И мне показалось — мы стоим на пороге,

Чего-то обоим нам жаль.

И мне показалось,— и, быть может, обманно,

Быть может, с правдивостью сна,—

Друг другу мы близки, так воздушно и странно,

Так нежно ты мне суждена.

Мы думали оба, и мы оба молчали,

Но вдруг приподнявши свой взор,

Ты молча сказала о предвечной печали,

Я друг твой, я брат твой с тех пор.

И если б была ты не бесстрастною тенью,

И если б не сказкой был сон,

Я отдал бы сердце роковому томленью,

Но в сказку, я в сказку влюблен.

Когда я был мальчиком, маленьким, нежным,

Был кроток мой взор и глубок.

Ты знаешь, что утром, пред Морем безбрежным

Горит золотистый песок?

Когда я был юношей, робким и странным,

Я вечной был полон тоской.

Ты знаешь, что вечером, в свете туманном,

Русалки поют над рекой?

Когда я стал страстным, желанным и властным,

Целую я всех на пути.

Ты знаешь, что ночью, в тумане неясном,

Так страшно, так страшно идти?

О, цветы красоты! Вы с какой высоты?

В вас неясная страстная чара.

Пышный зал заблистал, и ликуют мечты,

И воздушная кружится пара.

«Не живи как цветок. Он живет краткий срок,

От утра и до вечера только.

Так прожить — много ль жить? Жизнь его лишь намек.

О, красивая нежная полька!»

«Лишь намек, говоришь. Но и сам ты горишь,

Закружил ты свой бешеный танец.

Ты минуту живешь, и ты ложь мне твердишь,

На минуту влюбленный испанец.

Я живу как цветок, я дневной мотылек,

Я красивая нежная полька.

Я хоть час, но живу, и глубок мой намек,

Ты мгновение кружишься только!»

«Что мгновенье и час для тебя и для нас,—

Раз цветок, для чего ж ты считаешь?

Ты цвети и гори. Если ж вечер погас,

Говори, что как тучка растаешь.

О, живи как цветок! Мне отдай свой намек.

Мы продлим наш ликующий танец.

Не ропщи, трепещи, золотой мотылек,

Я безумно-влюбленный испанец!»

Красивы сочетания светил,