Вячеслав Иванов - Cor ardens

В янтарных отсветах дробится влага;

Над ней лик Девы и венок из роз.

Как золотая сеть над всем истома.

Молитвенно склоненный, даром слез

Утешен путник. К чаше водоема

Две горлицы слетелись… И долит

Усталого полуденная дрема.

Эфир безбрежно-голубой пролит

Пред сонными очами. Голос струнный

Ему воззреть и весть приять велит,

Два лика спящий видит. Схимник в юной

Красе — как солнце. Подле — лик жены

Из-под фаты мерцает славой лунной.

Пожаром роз они окружены,

И крест меж них горит лучами злата;

И в якорь их стопы водружены -

Из серебра, и меди, и агата.

И крестный корень — якорь; ствол же — меч;

Их разделяет лезвие булата,

И слышит спящий их двойную речь:

«Нас сочетавший нас и разлучает,

Пока на дно не может якорь лечь.

Но кто укоренился, обручает

С луною солнце. Ныне в глубинах

Златая цепь блаженных нас качает.

Когда ж в земных увязнет целинах

Двузубец тяжкий, меч мы приподымем:

Ладья златая ждет нас на волнах.

В Христовом теле плотью плоть обымем,

И будем меч один в ножнах однех,

И имя в Нем единое приимем.

Имеющий Невесту есть Жених.

Мариею и Феофилом в мире

Вы знали верных. Радуйтесь за них!»-

И потонули в сладостном эфире…

Лицом земли сквозит святая синь;

И в путь идет смиренный инок в мире.

Отцу Любви хвала в веках. Аминь.

О глубина любви, премудрости и силы,

Отец, Тебя забыли мы -

И сердцем суетным безжизненно унылы,

И свод над нами — свод тюрьмы.

И счастье нам — подвал скупого безучастья,

Иль дымных, душных чар обман;

В тебе ж, Отец живых, уже не черплем счастья,

О изобилья Океан!

Не знаем счастья мы, как невод, золотого,

Что, рыбарь, кинул Ты в эфир,-

Как стран полуденных прозрачность разлитого

Из нежных чаш на щедрый мир,

Где все цветы цветут и жизнь волнует недра,

Где с розой дружен кипарис

И пальмы столп нагой, и ствол ветвистый кедра

С орлами к солнцу вознеслись;

Где легких веяний лелеют растворенья

Рай незабывчивой души,

В чьем верном зеркале невинны все творенья,

Все первозданно хороши,

И зло — как над костром, разложенным в дубраве,

Свивается летучий дым,-

Вотще Твой лес мрачит в его зеленой славе,

Мечом гонимо голубым.

То счастье не на миг, не дар судеб и часа,

Оно недвижно и полно;

В нем дух растет, неся, как склоны Чимбораса,

Лед и лианы заодно,

То счастье — цельное, как в теле радость крови,

Что в сердце бьет Твоим ключом,

Отец, чтоб ринуться — Сыновней ток любови -

В сеть жил алеющим лучом.

То — Индия души, таинственно разверстой

Наитиям Души Одной,

Что с нею шепчется — зарей ли розоперстой

Иль двухнедельною луной

На пепле розовом, когда ее величье

Ревнует к полной славе дня,

Нагой ли бездною, разоблачась в обличье

Отвсюду зрящего огня.

И только грудь вздохнет: «Твоя да будет Воля»,

Отец, то счастье нам дано,

И клонится душа, Твой колос, ветром поля,

И наливается зерно.

И Сын рождается, и кротко волю нудит:

«Встань, жнец, и колос Мой пожни».

Так полночью глухой невесту голос будит…

Чу, хоры… и огни, огни!

Зане из Отчего (и в нас, как в небе) лона

Существенно родится Сын,

И отраженная мертва его икона

Над зыбью сумрачных пучин,

Где, одинокая, в кольце Левиафана,

Душа унылая пуста…

Но ты дыханием Отца благоуханна,

Душа невестная,— о радостная рана!

И Роза — колыбель Креста.

Не скажи никому, разве что лишь мудрецу,

Ибо сразу толпа издевается:

Воздавать я хвалу Живому хочу,

Возжелавшему огненной смерти.

Гете. «Западно-Восточный Диван», I, 18:

«Блаженная тocкa» (нем.).

Все рассудит огонь (греч.).

Священное алкание; проклятый голод (лат.).

Будь благосклонна, Люцина! Вергилий (лат.).

Всегда умираю, всегда воскресаю (лат.).

Заходит пламенеющее сердце (лат.).

Неизменно предмет, обманно отраженный в зеркале, вновь обретает свой подлинный образ отражением в (тому зеркалу) противоположных зеркалах.

В память священной дружбы.

Тайны (лат.).

Были змеи, подругами моими. Данте, Ад, XXV, 4 (ит.).