В темноте, как у волков.
На четвертый день он тихо
Встал; безумьем взор горел,
Он, дрожа, как на добычу
На любовницу смотрел.
Бродит страшная улыбка
На запекшихся губах,
Нож сверкает в неподвижных,
Грозно поднятых руках.
Подошел, но вдруг протяжно,
Словно ведьма иль шакал,
В щель стены над самым ухом
Старый Гуд захохотал.
А потом все громче, громче,
Необъятней и страшней
Загремела, бог могучий,
Песня ярости твоей.
Визг и хохот, словно в пляске
Мчатся тысячи бесов
И скликаются пред битвой
Миллионы голосов.
Старый Гуд, кружась в метели,
Опьяненный торжеством,
Заливается, хохочет
И ревет сквозь вихрь и гром:
«Не меня ли ты отвергла?
Что же, радуйся теперь!
Посмотри-ка, полюбуйся —
Твой любовник — дикий зверь!»
Но, из рук убийцы вырвав,
В сердце собственное нож
Дева гордая вонзила
И воскликнула: «Ты лжешь!
Я сама ему на пищу
Кровь и тело отдаю,
Я любовью победила
Силу грозную твою!..»
Старый Гуд завыл от боли,
Свод пещеры повалил
И несчастных под огромной
Глыбой скал похоронил.
В ледники свои родные
Возвратился мрачный бог,
Но напрасно было мщенье:
Он забыть ее не мог.
Оттого-то зимней ночью
Чей-то долгий, долгий стон
Прозвучит порой в метели:
«Горе мне, я побежден!..»
<1889>
РОДРИГО
Испанская легенда
Жил-был честный Родриго, солдат отставной.
Он со службы в село возвращался домой.
Вот идет он и думает: «Что же,
Верой-правдой царю тридцать лет я служил,
И за все восемь медных грошей получил,
Но веселость мне денег дороже,
Я не буду роптать». Между тем по пути —
Видит — нищий стоит: «Христа ради!» — «Прости!
Вот копеечка, братец, не много,
Да уж ты не взыщи: тридцать лет я служил, —
И за все восемь медных грошей получил,
Но не буду роптать я на Бога».
И он дальше пошел, а бедняга опять:
«Христа ради!» — И снова пришлось ему дать.
Восемь раз подходил к нему нищий.
И Родриго давал, все давал от души,
Бедняку он последние отдал гроши
И остался без крова, без пищи.
«Что ж, вольней мне и легче без денег идти».
Он смотрел на цветы, шел и пел на пути:
«Милосердных Господь не забудет».
Говорил ему нищий: «Скажи мне, чего
Ты хотел бы?» — «Чего? Вот мешок. Пусть в него
Все войдет, что желаю!» — «Да будет!» —
Молвил нищий, взглянул на него и исчез:
То Христос был — Владыка земли и небес.
И пошел себе дальше Родриго.
Видит — площадь базарная, лавочник спит,
Перед ним колбаса на прилавке лежит
И баранки, и хлеба коврига.
«Полезайте-ка, эй!» — поманил их солдат,
И в мешок колбаса и баранки летят, —
Пообедал на славу Родриго.
Он вернулся в родное село: земляков
Было жаль, да и нечего взять с земляков,
Он забыл про мешок свой чудесный
И работал в полях от зари до зари,
Ближе к Богу в избушке своей, чем цари,
До конца прожил добрый и честный.
«Ох, грехи, — сокрушался порою бедняк, —
Что же праздник — из церкви я прямо в кабак,
Не могу удержаться, хоть тресни.
Как не выпить с товарищем чарки, другой».
Возвращался он за полночь пьяный домой,
Распевая солдатские песни.
Так он жил. Наконец Смерть пришла: «Поскорей
В путь, Родриго!» — «Пойдем, я готов!» — и за ней
Он пошел бодро, весело с палкой
И походным мешком: «Тридцать лет я служил,
И за все восемь медных грошей получил!
Что ж, мне с жизнью расстаться не жалко!»
Он идет прямо к раю; со связкой ключей
В светлой ризе привратник стоит у дверей.
Старый воин, как в крепость, бывало,
Входит в рай победителем. «Эй, ты куда? —
Молвил грозно привратник. — Не в рай ли?» — «Ну да!» —
«Подожди-ка, голубчик. Сначала
Расскажи, как ты жил?» — «Тридцать лет я служил,
И работал, и свято отчизну любил.
Разве мало, по-твоему?» — «Мало!
Вспомни, братец, как часто ходил ты в кабак».
Рассердился солдат, закричал: «Если так, —
Полезай-ка в мешок!» — «Что с тобою,
Как ты смеешь!» — «В мешок!» — «Слушай, братец…» —
«В мешок!…»
Тот ослушаться воли Христовой не мог,
Делать нечего, влез с головою
Он в солдатский мешок; а Родриго меж тем
Молвил, гордо и смело вступая в Эдем:
«Пусть темна наша жизнь и убога:
Неужели тому, кто работал и жил,
Кто родимой стране тридцать лет прослужил,
Не найдется местечка у Бога».
<1890>
Пришел в Эфес однажды Иоанн,
Читать дальше