Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 1. Поэзия

Вся пыль на полке памяти осела.

Весь прах отдать?! Карманы вывернуть и этим
искупленье и облегченье приобрести?!
И легкими как луч преодолеть
бескрайнее пространство?!
Но черви с неотступным постоянством
желают неотступно руки грызть.

Не утешайся тем, что это — месть.
Месть — преходяща. Ад пребудет вечно
С тобой — когда в тебе уже он есть.

Когда в себе его взрастил беспечно.

Бессонны очи пустоты;
Ей, не наполненной смятеньем,
Век простоты быть воплощеньем,
Не зная прелесть простоты.

Ей — вечно к призракам на грудь
Склоняться головой пустою,
Век вслед за смутною толпою
Фантомов выбирая путь.

И, пролетая сквозь года,
Сама себе лишь интересна,
Всепожирающая бездна
Любви не встретит никогда.

по водам призрак снова вынудит ступать
туда, где каждый шаг за чудо
почтут немые обитатели глубин
и сердцу снова нужен господин,
чтобы продать его, как продавал Иуда,
и отрицать его и, низведя в ничто,
остановиться перед выбором великим,
вновь обратившись просветленным ликом
туда, где чувства новые и новые молитвы
заставят снова буйствовать его.

набросил небосвод на лица жертв свой плащ,
и снизошла вода на крыльях грома
в хрустальных змеях струй
прозрачными ногтями
вцепилась в листопад
— и порвала листву
и заметалась с плеском под ногами

язык ее слизнул все краски с улиц
и растворил в гортани пенной слюнкой

чудовище воды подмыло стены
— и погналось за собственным хвостом

спокойствие!
поближе к сердцу жарко
копченых языков огня не жалко
шипят желанья на сырой траве

и так прозрачна, лжива и доступна
сухая страсть в объятиях воды

наполнен, уходящий тяжестью в песок,
ты попрощался с поздними цветами,
с камнями, где вскипает очиток

стекают слезы с глаз, ресничными зонтами
прикрывшими весь череп, и встает
надбровие рыдающим цунами

и пережить возможно ли потоп,
когда ковчег былым столь перегружен
и флаг разорванного неба хлещет топ?

о той, об этой вспоминая, этим
себя отдать пытаясь — кто мог знать,
что содержание, расплесканное летом,
оборотит поток воспоминаний вспять,
и вряд ли удается рассказать
о мелодичности однообразных дней
тоскливых,
коктейле неба с желтою оливой,
о том, что составляет в целом
неповторимость человека,
о прищуре
глазного уголка
пленительного ящера горы
все рассказать, особенно когда
ступня предгрозовая тишины
зависла над заброшенным селом, и струйки
песка, стекающего с пальцев, шепчут
еще одно смешное имя бытия

Эту старую кожу, местами порванную,
набросив на плечи души,
выходишь в мертвый утренний дождь ощущений.

Затерявшуюся в складке, сломанную сигарету
дыхания
Зажигаешь быстрой спичкой открытого глаза.

Кепку черепа с густым козырьком
накинув на сновидения, как на насекомых, которых
усердно
ловил в детстве.

Выходя
на
чужую
улицу,
враждебную
улицу.

Когда станешь домоседом?

Когда больше никогда не придется
надевать эту вышедшую из моды одежду,
пропахшую пробуждением?

Просыпающийся облачается в себя
спросонья на левую сторону.

Всегда на левую сторону.

я возвращался домой по улице темной,
словно танцор — по минному полю
каждый шаг был выверен — но и рискован,
каждый удар сердца — грозил детонацией
я увидел огненную черту — поперек улицы,
и за ней — уходящих вдаль юных героев,
пишущих кровью имена женщин
на стеклянных стенах
узкого и мрачного коридора
отягощали карманы невыполненные планы,
но головы, как аэростаты — тянулись
к высокому небу,
искривляли лица злокачественные пороки —
так долго сердце жило на воде и хлебе
оглянувшись назад — я вдали увидел
робко ступающих — по моему следу
я понял — я должен лечь поперек
и загородить проход усталым телом
девушки, строящие на песке воздушные замки
великой жертвы,
юноши, выкрикивающие пункты обвинения
— о, я должен быть последним и первым!
и я упал на черте — не дойдя до дома,
и увидел — стекленеющими глазами:
они шли по следу — ничего не заметив.
переступая через тело ногами.