Л. Кобылинский - STIGMATA

где чуть видно мерцает Восток,

бросит взгляд на Закат, и уныньем объят:

до Заката ему путь далек!..

Как удержишь коней, коли нет и вожжей,

коли их имена позабыл?..

А кругом много чудищ и лютых зверей

отблеск молний и гул разбудил!..

И дрожит Фаэтон... Перед ним Скорпион.

изогнутый ужасной дугой,

метит зубья клешней за спинами коней,

хвост гигантский крутя пред собой...

Двух созвездий касаются лапы его,

черным ядом он весь напоен...

И дрожит Фаэтон, и беспомощный стон

вылетает, дрожа, у него.

И от страха бледна, в изумленья Луна

видит бег неудержных коней

и не может понять, почему же бежать

им приходится ниже, чем ей...

VI.

Едва он бросил взор с небесного эфира,

он видит все: внизу, дымясь, горит земля...

Где сердцу милая всегда картина мира,

узоры рек, леса, вершины и поля?!.

Как гол, как черен мир!.. Везде, утратив соки,

деревья высохли, осыпав всю листву;

не блещет лик озер, и не гремят потоки,

и негде преклонить печальную главу!..

Здесь гибнут города... Там целые народы

на пепелище рвут в безумьи волоса,

и нет границ огня губительной свободы,

пылают на горах, как кудри их, леса;

пылают Тавр и Тмол... Пылают Ида, Эта,

где не журчат уже целебные ключи,

пылают Геликон и Гэм, и вихри света

так ослепительны, так дерзко-горячи!..

Вот льды растаяли на девственных вершинах,

лишились савана из голубых снегов

и Отрий, и Родоп, и Эрике, и в долинах,

шипя, бегут ручьи, чтоб стать столбом паров.

Вот облаков гряды растаяли, дымяся,

огонь везде, Земля горит со всех сторон;

пылает сам Олимп! И в страхе, ниц склоняся,

от зноя страшного сгорает Фаэтон...

Вокруг, как будто печь пылает и дымится,

вокруг и пепл, и гарь, и вихри искр, и дым,

и раскаленная грохочет колесница,

как метеор страшна, и вся гудит под ним!..

Вот он перелетел на ней предел Европы.

Пылает Либия... Он все сжигает вмиг,

и стали черными под зноем эфиопы,

и страшной маскою застыл спаленный лик.

Земля растрескалась, от жара пламенея,

и в Тартар свет проник от этих трещин вдруг,

и преисподней Царь, от ужаса немея,

в бессильной ярости бросает взор вокруг.

И даже Океан, клубяся, убывает,

где шумный вал играл, теперь гора встает,

дельфин, средь светлых струй сгибаясь, не играет,

здесь — черепахи, там — тюленя труп плывет.

И тщетно сам Нептун разгневанный из моря

трикраты вилами сбирается грозить,

тот жар невыносим, и, с ним напрасно споря,

он опаленный лик спешит на дно укрыть...

Тогда Земля свой лик печальный поднимает,

прикрыв чело рукой, с молитвой на устах

она Отца богов и смертных заклинает,

чтоб вопли скорби Он услышал в небесах.

— Да Вечный прекратит безумство разрушенья

и укротит хаос и мировой пожар!

Безумца дерзкого да кончатся мученья,

да молнию Олимп ему низвергнет в дар!

VII.

Весь мир огнем лучей сжигая,

он сам горит... Его глава,

огнями красными пылая,

разметана, как грива льва.

Горячий взор исполнен муки,

но мчится гибель по следам,

он тщетно простирает руки

к далеким, страшным небесам!

Вкруг бунт огня, кипенье лавы

и пепла черного столбы.

За ним несется след кровавый:

он не уйдет своей судьбы.

Вот грянул гром, стрелой пурпурной

означен молнии зигзаг.

Окончен бег безумца бурный —

то Вышней Воли грозный знак!..

Разбита в щепы колесница:

здесь ось, там дышло, там узда,

разбросаны по ветру спицы,

он не сберет их никогда.

Как метеор, стремглав он мчится,

багряным заревом одет,

на землю, вниз, и красный след

за ним по воздуху змеится.

VIII.

Там, на чужой стороне, далеко от отчизны любезной

принял его Эридан, хладной волною омыв;

труп обгоревший приняв, наяды конец его слезный

памятью вечной почтили, надпись над ним водрузив:

«Здесь погребен Фаэтон, не сдержавший отца колесницы,

жаждал великого Он!.. Вечная слава вознице!»

«Tuba mirum sparge/is sonum!..»

Dies Irae.

I.

Я жил в аду, где каждый миг

был новая для сердца пытка...

В груди, в устах, в очах моих

следы смертельного напитка.

Там ночью смерти тишина,

а днем и шум, и крик базарный,

луну, лик солнца светозарный

я видел только из окна.

Там каждый шаг и каждый звук,

как будто циркулем, размерен,

и там, душой изныв от мук,

ты к ночи слишком легковерен...

Там свист бичей, потоки слез,

и каждый миг кипит работа...