Алла Иоффе - Картинки. Рисование словом

На исходе волшебные ночи
с немотой от взлетевших мостов.
Ночь за ночью дни нынче короче,
и густеет небесный покров.
Колдовство красоты за вуалью
на излёте. Из сумерков ночь,
потеряв волшебство синей дали,
изгоняет бессонницу прочь.
Август нас одарит звездопадом,
осень — стуком дождя за окном.
Волшебство к нам вернётся отрадой
белой ночи, потерянным сном.

Сусальным золотом рассыпалась листва,
как будто в лужах отразились купола,
а я по золоту шуршащему бреду
под грустных дождиков осенних череду.
Наш мокрый город снова осенью больной,
волочит ноги, шелестит, как я, листвой.
Мы с ним глядим в речные зеркала.
Волнуются Фонтанка и Нева,
вбирая слезы неба в свой поток,
их воды будто созданы из строк
стихов о городе, стоящем над Невой,
написанных влюблённого рукой.

Гуляет осень над Фонтанкой и Невой,
дождём проходит по Садовой и Сенной.
Шуршит листвою под ногами Летний сад,
и мокрым золотом шуршать весь город рад.
Качает ветер петербуржские мосты,
водой набухли даже мрачные «Кресты»,
залив пугает наводнением опять,
а дождь и ветер всем мешают спать.
Листом осенним зазвенели купола,
издали лёгкий звон колокола,
звенящий ветер, словно музыка поёт.
Стук каблучков… так дождь по городу идёт.

Город сер. Серый день и дождь.
Свет небес нагоняет дрожь.
К наводненью дрожит Нева,
туч качаются кружева.
Ветер дует осенний, злой
и над Мойкой, и над Невой,
он с залива нагнал воды.
Город замер и ждёт беды.
Дождь на крышах и мостовой,
словно ноет, шуршит листвой.
Зябко, зыбко, в ознобе бьёт
все деревья, срывая влёт
с них остатки былых одежд
и листы золотых надежд.

Профиль города в плотном тумане,
точно вырезан силуэт.
В небо врезался куполами,
сквозь туман добывая свет.
Город графики с позолотой,
не кричащей, а бытовой,
словно кольца иной хозяйки,
бытом занятой с головой.
Сквозь туман проступает контур,
шпили острые, как стилет,
разрезают тягучий воздух,
облакам обернувшись вслед.
И дворцы, подобно Атлантам,
низким небом накрыты вкось,
Ну, а Мойка, Нева, Фонтанка
промывают Земную ось.
В этом тонком графичном мире
где на зданиях небосвод,
как в любимой родной квартире,
сердце что-то всегда поёт.

Разгулялся ветер в городе без сна,
снова пахнет свежей корюшкой весна.
Этот запах, где б когда б ни жили мы,
вечно будет первым признаком весны.
По Неве плывут-плывут кусочки льда,
их в залив несёт весенняя вода,
светит солнце и, как облачко, луна:
не успела, видно, спрятаться она.
На гранитных тихих спусках у Невы
греют в солнце спины каменные львы,
умываются холодною водой
и любуются Фонтанкой и Невой.
Словно в зеркало глядятся купола,
лёд звенит как будто их колокола,
золотой кораблик по Неве плывёт,
словно шпиль Адмиралтейства колет лёд.
Акварелью красят реки и канал,
будто ярко разрисованный журнал,
отражения дворцов в воде дрожат,
на балу у ветра в вальсе закружат.
Разгулялся ветер в городе без сна,
снова пахнет свежей корюшкой весна.

Городу душно: совсем не привык
к южной жаре нежный северный город.
Ночью раскинули крылья мосты:
город как будто на части расколот.
Бронзой загара покрылся гранит,
сфинксы к Неве чуть поближе спустились,
львы моют лапы в прохладной воде,
видно, от солнца они утомились.
Вздыбился конь на горячей скале,
словно гранит ему плавит подковы,
он не покорен привычной узде,
коли копыта не чуют основы.
Солнце вдвойне, отразясь в куполах,
греет наш бронзово-каменный город.
Ливни грибные стучат по воде.
Город умытый особенно молод.
Питер не спит, но в ночной тишине
дремлют и львы, и усталые сфинксы.
Вон у Невы прикорнул «Эрмитаж»
древним Кощеем над золотом скифским.
Гордо раскинули крылья мосты,
в небо стремясь непокорной душою.
Снятся мостам предполётные сны,
как пролетают они над Невою.
Клодтовы кони лишь дремлют, не спят,
даже во сне они бредят свободой,
рвутся на волю с уздечек в полёт,
чтоб одолеть узы всякого рода.
Городу душно: совсем не привык
к южной жаре нежный северный город.
В город начинкой впекаемся мы,
прячась внутри, в его тесто, как в полог.