Джордж Байрон: Корсар

В последний раз лучом задев маяк,
Закат померк, и вот — полночный мрак
В душе Медоры: третий день печаль;
Хотя попутным ветром веет даль,
Нет Конрада, и нет вестей о нем;
Ансельмо бриг еще вчера пристал,
Но Конрада нигде он не встречал…
Была б развязка страшная иной,
Когда б корсар взял этот бриг с собой!

Свежеет бриз. Весь день ждала она,
Что будет мачта ей вдали видна;
Теперь, тоскуя, тропкою с высот
Она на берег в тьме ночной идет
И бродит там, хоть брызгами прибой
Одежды мочит ей, гоня домой.
Бесчувственно она стоит, глядит
И холод лишь ей душу леденит.
Все глубже ужас, беспросветней тьма:
Явись он вдруг — она сошла б с ума!

Вдруг перед ней полуразбитый бот,
Как бы ее нашедший, пристает.
Без сил гребцы; кто — ранен, но никто
В рассказах кратких не сказал про то:
Всяк, затаясь, предоставлял потом
Угадывать, что стало с вожаком,
Кой-что и знали, но боялись весть
До слуха их владычицы довесть.
Но ясно все. Не дрогнула она,
Отчаянья глубокого полна:
В ней, хрупкой, был великий дух — такой,
Что действует, лишь овладев собой.
С надеждой жили трепет, слезы, страх;
Теперь конец — все обратилось в прах.
Но сила из дремоты говорит:
«Любимый умер, — что ж еще грозит?»
Но силы той в простой природе нет:
С ней сходен лишь горячки жаркий бред.

«Безмолвны вы… Я не спрошу… Зачем?
Все поняла… Пусть каждый будет нем…
Но все же… все ж… не разомкнуть мне губ!.
Я знать хочу… скорее… Где же труп?»
«Как знать? Едва спаслись мы: но твердит
Один из нас, что не был он убит;
Что в плен был взят; что был в крови, но — жив».

Она не слышит: чувства, как прилив,
Плотину воли смыли; ужас в ней
Не смел прорваться, был он слов сильней.
Вдруг, пошатнувшись, рухнула она,
И ей была б могилою волна,
Когда бы руки грубые гребцов
Ее не подхватили средь валов.
В слезах, ее водою моряки
Кропят, обвеивают, трут виски.
Она очнулась. Женщин к ней зовут
И, горестно с ней распростясь, идут
К Ансельмо в грот, чтоб рассказать тому,
Что краткий блеск победы канул в тьму.

Кипит совет. Все требуют отбить
Начальника! Дать выкуп! Отомстить!
Все рвутся в бой, как будто сам вожак
Указывает им, где скрылся враг.
Что б ни случилось — с ним все души в лад:
Жив он — спасут, погиб он — отомстят.
Беда врагу, коль затаили месть
Те, в ком жива и сила их и честь!

В гареме, в тайной комнате, сидит,
Решая участь узника, Сеид.
Любовь и злоба — вперемежку в нем:
То он с Гюльнар, то с Конрадом вдвоем.
Гюльнар — у ног, готовая согнать
С его чела угрюмую печать,
И черные глаза ее горят,
Стремясь привлечь его смягченный взгляд;
Но он лишь четки движет вновь и вновь,
Как бы по каплям жертвы точит кровь.
«Паша! Твой шлем победою повит;
Сам Конрад взят, а весь отряд убит.
Ему уделом смерть — и поделом!
Но все ж — тебе ль его считать врагом?
Ты так велик! Не лучше ли сперва
Ему дать откупиться? Есть молва,
Что он несметно, сказочно богат!
Ты мог бы взять, паша, бесценный клад!
Потом же — нищ, гоним и угнетен
Твоей добычей снова станет он.
А так — остатки шайки заберут
Сокровища и в дальний край уйдут».

«Гюльнар! Когда б он мне сулил тотчас
За каплю крови каждую — алмаз,
Когда б за каждый волос предложил
Любую из золотоносных жил,
Когда б дары арабских сказок он
Здесь разложил — все ж был бы он казнен!
И даже казни б не отсрочил я,
Раз он в цепях, раз власть над ним — моя!
Ему я пытку все изобретал,
Чтоб, мучась, он подольше смерти ждал!»

«Нет, нет, Сеид! Он слишком прав, твой гнев,
Чтобы простить, вину врага презрев.
Хотела я, чтоб ты в свою казну
Богатства взял: без них он как в плену;
Без власти, без людей, без сил, пират,
Лишь ты захочешь, снова будет взят».

«Он будет взят!.. Я даже дня ему
Не дам, злодею, ныне — моему.
И для тебя — раскрыть пред ним тюрьму,
Прелестная заступница? Ведь ты
Ему воздать за проблеск доброты
Великодушно хочешь? Ведь он спас
Вас всех — конечно, не вглядевшись в вас!
Ведь должен чтить я столь высокий дух!..
К словам моим склони твой нежный слух;
Тебе не верю; речь твоя и взгляд
Во мне лишь подозренье укрепят.
Когда с тобой покинул он гарем,
Ты не мечтала ль с ним уйти совсем?
Ответь! Молчи! уловкам всем конец:
Ты вспыхнула — предательский багрец!
Поберегись, красавица! Поверь:
Не только он в опасности теперь!
Ведь с ним… Но нет!.. Да будет проклят миг,
Когда тебя он в пламени настиг
И вынес, обнимая!.. Лучше б… Нет!
Меня томил бы горькой муки бред!
Теперь же лживой говорю рабе:
Как бы я крыльев не подстриг тебе!
Смотри же, берегись; я не шучу,
Я за измену страшно отплачу!»