Иннокентий Анненский - Трактир жизни

У раздумий беззвучны слова,
Как искать их люблю в тишине я!
Надо только,
черна и мертва,
Чтобы ночь позабылась полнее,
Чтобы ночь позабылась скорей
Между редких своих фонарей,
За углом,
Как покинутый дом…
Позабылась по тихим столовым,
Над тобою, в лиловом…
Чтоб со скатерти трепетный круг
Не спускал своих желтых разлитий,
И мерцанья замедленных рук
Разводили там серые нити,
И чтоб ты разнимала с тоской
Эти нити одну за другой,
Разнимала и после клубила,
И сиреневой редью игла
За мерцающей кистью ходила.
А потом, равнодушно светла,
С тихим скрипом соломенных петель,
Бережливо простыни сколов,
Там заснула и ты, Добродетель,
Между путано-нежных мотков…
1907

Не буди его в тусклую рань,
Поцелуем дремоту согрей…
Но сама – вся дрожащая – встань:
Ты одна, ты царишь… Но скорей!
Для тебя оживил я мечту,
И минуты ее на счету…
. . . . . . . . . . . . .
Так беззвучна, черна и тепла
Резедой напоенная мгла…
В голубых фонарях,
Меж листов на ветвях,
Без числа
Восковые сиянья плывут,
И в саду,
Как в бреду,
Хризантемы цветут…
. . . . . . . . . . . . .
Все, что можешь ты там , все ты смеешь теперь,
Ни мольбам, ни упрекам не верь!
. . . . . . . . . . . . . .

Пока свечи плывут
И левкои живут,
Пока дышит во сне резеда –
Здесь ни мук, ни греха, ни стыда…
Ты боишься в крови.
Своих холеных ног,
И за белый венок
В беспорядке косы?
О, молчи! Не зови!
Как минуты – часы
Не таимой и нежной красы.
. . . . . . . На ветвях,
В фонарях догорела мечта
Голубых хризантем…
. . . . . . . . . . . . .
Ты очнешься – свежа и чиста,
И совсем… о, совсем!
Без смятенья в лице,
В обручальном кольце
. . . . . . . . . . . . .
Стрелка будет показывать семь …
11 декабря 1908

В жидкой заросли парка береза жила,
И черна, и суха, как унылость…
В майский полдень там девушка шляпу сняла,
И коса у нее распустилась.
Ее милый дорезал узорную вязь,
И на ветку березы, смеясь,
Он цветистую шляпу надел.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Это май подглядел
И дивился с своей голубой высоты,
Как на мертвой березе и ярки цветы…

И всю ночь там по месяцу дымы вились,
И всю ночь кто-то жалостно-чуткий
На скамье там дремал, уходя в котелок.
. . . . . . . . . . . . . . . .
А к рассвету в молочном тумане повис
На березе искривленно-жуткий
И мучительно-черный стручок,
Чуть пониже растрепанных гнезд,
А длиной – в человеческий рост…
И глядела с сомнением просинь
На родившую позднюю осень.

Небо звездами в тумане не расцветится,
Робкий вечер их сегодня не зажег…
Только томные по окнам елки светятся,
Да, кружася, заметает нас снежок.

Мех ресниц твоих снежинки закидавшие
Не дают тебе в глаза мои смотреть,
Сами слезы, только сердца не сжигавшие,
Сами звезды, но уставшие гореть…

Это их любви безумною обидою
Против воли твои звезды залиты…
И мучительно снежинкам я завидую,
Потому что ими плачешь ты…

«Милая, милая, где ж ты была
Ночью в такую метелицу?»
«Горю и ночью дорога светла,
К дедке ходила на мельницу».

«Милая, милая, я не пойму
Речи с словами притворными.
С чем же ты ночью ходила к нему?»
«С чем я ходила? Да с зернами».

«Милая, милая, зерна-то чьи ж?
Жита я нынче не кашивал!»
«Зерна-то чьи, говоришь? Да твои ж…
Впрочем, хозяин не спрашивал…»

«Милая, милая, где же мука?
Куль-то, что был под передником?»
«У колеса, где вода глубока…
Лысый сегодня с наследником…»
15 апреля 1907
Царское Село

Нависнет ли пламенный зной,
Иль, пенясь, расходятся волны,
Два паруса лодки одной,
Одним и дыханьем мы полны.

Нам буря желанья слила,
Мы свиты безумными снами,
Но молча судьба между нами
Черту навсегда провела.

И в ночи беззвездного юга,
Когда так привольно-темно,
Сгорая, коснуться друг друга
Одним парусам не дано…
1904