Хорхе Борхес - Алгорифма

Но я стою, а ты шаткоустоен,
Свободою зовущий плод возбранный
Народ поганый, в рог меня баранный

Скрутить хотевший — ил, что не отстоян
И грязь в тебе, язык английский. Сто ен
Не даст японец за твой юмор странный.

Кто видел его вхожим в лупанарий
Ни во дворец в квартале нуворишей,
Который титулованным воришей
Воздвигнут, ибо истинный он арий?

Нет, не поёт бомонду их он арий,
Не кушает начинок, что внутри шей
Лебяжьих запекают — изнутри шей
Облатку кишкой тонкой, кулинарий!

Ангел хиникс пшеницы за динарий
И два хиникса ячменя, что Гришей
Царю — Чем, государь, благодаришь, эй? —

Предложен, не купил. Лукав Бинарий!
У Ангела совсем другой сценарий.
С женой, а не с сестрой он спал Иришей.

Ни разу не унизился до просьбы
Ни плача Ангел и в годину краха,
Спокойно ожидая смерть, без страха,
С которой, риск любя, не спал он врозь бы.

За райские кущи от изморозьбы
Он спрятался бы с нею ради траха:
«Желанная моя, ты так добра, ха!
Вот я в тебе оставил свою рось бы!»

Перед изображеньем гистриона
Ниц не упал, унизившись, ни разу
Оттачивающий как бритву фразу:

«Нуждаешься в огне, солома? О, на,
Гори на мне, Татьяна как на Тате!»
Зовётся Соломоном Ангел, кстати.

Другой на него смотрит. Но да вспомнит,
Что никогда один уже не будет,
И перед смертью больше глаз не томнит
Вор, если мать родную не забудет.

Иной себя парящим высоко мнит,
А по утрам всех воплем своим будит,
Хоть никакой нужды под утро в том нет.
Вор потроха певца сперва добудет,

А после кости птицы не без мяса
Остатков заполучит кот. Он ляса
Точить умеет с Богом, на колени

Вскочив ему, когда тот конопляса
Накурится, внимая в сонной лени,
Как Румпельштильхцен треск издал в полене!

В публичном свете дня или во тьме
Свидетельствует, не переставая,
О каждом его вздохе тень живая,
Но зеркало есть и в чтеца уме.

Стихи его на воле и в тюрьме
Читают воры, Бога открывая,
А фраеров вот пеня роковая:
«Зачем я не бродяга при суме?»

Рукав рабочей робы в бахроме
У Соломона, не без торжества я
Предсказываю. Кукла восковая

Пусть её носит! Сказ есть, как куме
Помог Мир, не готова что к зиме,
Стеной кирпичной зал перекрывая.

Кристалл его слеза не затуманит,
А зеркало смотрящих не обманет,
Жить без заботы о завтрашнем дне
Сможет лишь тот, себе не прикарманит

Кто собственность, ничейную вполне.
Не грезит наяву, словно во сне
Раб денег и свобода не поманит
Тех, наркомана видит кто во мне.

На склоне дней под солнцем и луною
Я чести Сатаны, ставшего мною,
Не уроню, и крылья у меня

Из дыма в лучах утра за спиною.
Но в ужасе ждёт завтрашнего дня
Тот, ходит кто за плотию иною.

Видеть Буэнос Айреса рост бурный
И его упадок скоротечный…
Что-то ищет червь библиотечный,
Каталог листая не сумбурный…

Вот, нашёл! «Птюч» есть журнал гламурный.
Кризис сперва будет ипотечный…
Наживётся фармацевт аптечный,
Продавая эликсир амурный!

В «Птюче» цвет Москвы весь аж лазурный:
«Я такой богатый и беспечный!» —
Голосит бомонд новоиспечный.

Термин для него есть нецензурный,
Воровской, позалитературный,
Злой, как в нос толчок бесчеловечный!

Двора пол земляной, навес, беседка
И водоём… Зачем нужна наседка?
Затем и богачи. Вот после смерти
Кем станешь ты, надменная соседка

Деревни обнищавшей, но воссмердь и
Умри, червём изъедена! Умерьте,
Богатые, надежду: домоседка
Премудрость Божья, но — шагов измерьте

Количество! — земного шара сетка
Обегана не Горби ли? Фасетка
И оммадитий в чьём глазу? Примерьте

Иное тело! Ты же, Маша, сет-ка
Для рифмы выиграй. Ну-ка, нахимерьте
Как я победу ей! Фон проб замерьте.

Английский унаследовав, саксонский
Немного изучив, любить немецкий,
А по латыни воздыхать… Ненецкий
Имеет вид Магистр жидомасонский.