Константин Бальмонт: Будем как солнце. Книга символов

Там душа, волнуясь, ждет:
Что ж, сегодня торжествуем?
Что ж, река разрушит лед
Бурным влажным поцелуем?

Там весна — как смерть врага,
Все вдвойне от Солнца пьяны.
Вас приветствую, снега,
Вас, бессмертные туманы!

Я вижу Толедо,
Я вижу Мадрид.
О, белая Леда! Твой блеск и победа
Различным сияньем горит.

Крылатым и смелым
Был тот, кто влюблен.
И, белый нa белом, ликующим телом,
Он бросил в столетья свой сон.

Иные есть птицы,
Иные есть сны,
Я вижу бойницы, в них гордость орлицы,
В них пышность седой старины.

Застыли громады
Оконченных снов.
И сумрачно рады руины Гранады
Губительной силе веков.

Здесь дерзость желанья
Не гаснет ни в чем.
Везде изваянья былого влиянья,
Крещенья огнем и мечом.

О, строгие лики
Умевших любить!
Вы смутно-велики, красивы и дики,
Вы поняли слово — убить.

Я вас не забуду,
Я с вами везде.
Жестокому чуду я верным пребуду,
Я предан Испанской звезде!

Город-крепость на горе,
Город-храм,
Где молились торжествующим богам,—
Я тебя хотел бы видеть на заре!

В час, когда поет свирель,
И зовет,—
В час, когда, как будто, ласковый апрель
Дышит в зеркале дремотствующих вод.

В дни, когда ты был одним
Из живых,
И разбрасывал кругом огонь и дым,
Вместе с криками призывов боевых.

Город зримый в высоте,
Между скал,
Безупречный в завершенной красоте,
Ты явил свой гордый лик и задремал.

Ты, сказав свое, затих,
Навсегда,—
Но поют в тебе отшедшие года,
Ты — иссеченный на камне мощный стих.

Лиловые гроздья роскошных глициний,
И пальмы с их правильной четкостью линий,
И желто-оранжевый дремлющий хмель,—
Как красочно ласков испанский апрель!

А девственно-бледные дикие розы,
А желтые шапочки нежной мимозы,
А тень кипарисов, их темные сны,—
Как сказочны лики испанской весны!

И сад многоцветный, расцветший так пышно,
Гармонией красок поет нам неслышно
О стройном согласьи своей тишины,
О блеске цветочном испанской весны!

О, царица светлых фей,
Ты летаешь без усилий
Над кустами орхидей,
Над цветами белых лилий!

Пролетаешь над водой,—
Распускаются купавы,
И росою, как звездой,
Блещут ласковые травы.

Ты везде роняешь след,
И следы твои блистают,
И тюльпан, и златоцвет
За тобою расцветают.

Пролети в душе людской,
О, властительная фея.
Пусть гвоздика и левкой
В ней вздыхают пламенея.

О, царица светлых фей,
Мы — невольники усилий,
Мы не видим орхидей,
Мы не знаем белых лилий.

Схимник юный, узник бледный,
Почему, за мглой страстей,
Мир печали заповедной
Ты отторгнул от людей?

По своей ли ты охоте,
Иль веленьем вражьих сил,
Умерщвленье грешной плоти
Выше счастья полюбил?

Кто, властительный и смелый,
Так жестоко восхотел,
Чтоб, навеки онемелый,
Перешел ты за предел?

За предел миров, где струны
Так узывчиво звенят,
И смеются: «Схимник юный!»
«Ты невольник!»— говорят.

«Ты невольник, и жестоки
Испытания твои.
Mы свободны, мы глубоки,
Как потоки и ручьи».

«И в жестокости мы кротки,
И расстались мы с тоской,
И меняемся, как четки —
Но под смелою рукой!»

«Не лучше ли страдание,
Глухое, одинокое,
Как бездны мироздания,
Непонято-глубокое?»

«Не лучше ли мучение,
Чем ясный звонкий смех?
Полюбим отречение,
Разлюбим сладкий грех»

— О, нет, мой брат единственный,
Душа моя смущается,
В ней вечен клич воинственный,
Ей много обещается.

Весь мир нам обещается,
Когда его хотим,
И всякий грех прощается,
Когда простим другим.

Мерцают сумерки в лимонных
И апельсиновых садах,
И слышен лепет в листьях сонных,
И дремлет ветер на цветах.

Тот легкий ветер, что приносит
Благословение небес
И тайно души наши просит
Поверить мудрости чудес