Константин Бальмонт: Будем как солнце. Книга символов

Я звучные песни не сам создавал,
Мне забросил их горный обвал.
И ветер влюбленный, дрожа по струне,
Трепетания передал мне.

Воздушные песни с мерцаньем страстей
Я подслушал у звонких дождей.
Узорно-играющий тающий свет
Подглядел в сочетаньях планет.

И я в человеческом нечеловек,
Я захвачен разливами рек.
И, в Море стремя полногласность свою,
Я стозвучные песни пою.

Слова — хамелеоны,
Они живут спеша.
У них свои законы,
Особая душа.

Они спешат меняться,
Являя все цвета,
Поблекнут, обновятся,
И в том их красота.

Все радужные краски,
Все, что чарует взгляд,
Желая вечной сказки,
Они в себе таят.

И сказка длится, длится,
И нарушает плен.
Как сладко измениться,
Живите для измен!

Все равно мне, человек плох или хорош,
Все равно мне, говорит правду или ложь.

Только б вольно он всегда да сказал на да,
Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.

Если в небе свет погас, значит — поздний час,
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Если в небе света нет, значит умер свет,
Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.

Если ключ поет всегда «Да,— да, да,— да, да»,—
Значит в нем молчанья нет — больше никогда.

Но опять зажжется свет в бездне новых туч,
И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.

Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.
Я не знаю, день и ночь—правда или ложь.

Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,
Будем счастливы с тобой в бездне голубой.

Если ж в сердце свет погас, значит поздний час.
Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.

Что достойно, что бесчестно,
Что умам людским известно,
Что идет из рода в род,
Все, чему в цепях не тесно,
Смертью тусклою умрет
Мне людское незнакомо,
Мне понятней голос грома,
Мне понятней звуки волн,
Одинокий темный челн,
И далекий парус белый,
Над равниной поседелой,
Над пустыней мертвых вод,
Мне понятен гордый, смелый,
Безотчетный крик:«Вперед!»

Жить среди беззакония,
Как дыханье ветров,
То в волнах благовония,
То над крышкой гробов.

Быть свободным, несвязанным,
Как движенье мечты,
Никогда не рассказанным
До последней черты.

Что бесчестное? Честное?
Что горит? Что темно?
Я иду в неизвестное,
И в душе все равно.

Знаю, мелкие низости
Не удержать меня.
Нет в них чаянья близости
Рокового огня.

Но люблю безотчетное,
И восторг, и позор,
И пространство болотное,
И возвышенность гор.

Неужели же я буду так зависеть от людей,
Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?

Неужели же я буду колебаться на пути,
Если сердце мне велело в неизвестное итти?

Нет, не буду, нет, не буду я обманывать звезду,
Чей огонь мне ярко светит, и к которой я иду.

Высшим знаком я отмечен, и, не помня никого,
Буду слушаться повсюду только сердца своего.

Если Море повстречаю, в глубине я утону,
Видя воздух полный света и прозрачную волну.

Если горные вершины развернутся предо мной,
В снежном царстве я застыну под серебряной Луной.

Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,
Буду падать, не жалея, что на камни упаду.

Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,
Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.

Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,
Он в раю со мною будет — или в замкнутом гробу.

Для себя ища свободы, я ее другому дам,
Или вместе будет тесно, слишком тесно будет нам.

Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:
Влага может быть прозрачной — и возникнуть как бурун.

Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,
А захочет — и зардеет — и пожар в степи зажжет.

Но согрею ль я другого, или я его убью,
Неизменной сохраню я душу вольную мою.