Константин Бальмонт - Хоровод времен. Всегласность

— Ген, зачахнешь здесь в затоне.
Белый Лебедь, улетим!

— Лучше в собственном быть стоне,
Чем грозой идти к другим. —

— Гей, за степи! Бросим, кинем!
Белый Лебедь изменил.

Скрылись стаи в утре синем
В Небе синем — звон кадил.

— Полоняночка, не плачь
Светоглазочка, засмейся.
Ну, засмейся, змейкой вейся.
Все, что хочешь, обозначь.

Полоняночка, скажи
Хочешь серьги ты? Запястья?
Все, что хочешь Только б счастья.
Поле счастья — без межи.

О, светлянка, поцелуй!
Дай мне сказку поцелуя!
Лебедь хочет жить ликуя,
Белый с белой в брызгах струй.

Поплывем, — не утоплю.
Возлетим, — коснусь крылами
Выше. К Солнцу! Солнце с нами!
— Лебедь… Белый… Мой… Люблю…

Опрокинулись реки, озера, затоны хрустальные,
В просветленность Небес, где несчетности Млечных путей.
Светят в ночи веселые, в мертвые ночи, в печальные,
Разновольность людей обращают в слиянность ночей.

И горят, и горят Были вихрями, стали кадилами
Стали бездной свечей в кругозданности храмов ночных.
Морем белых цветов Стали стаями птиц, белокрылыми.
И, срываясь, поют, что внизу загорятся как стих.

Упадают с высот, словно мед, предугаданный пчелами.
Из невидимых сот за звездой упадает звезда.
В души к малым взойдут Запоют, да пребудут веселыми.
И горят как цветы. И горит Золотая Орда.

Славянский Просиней, в сосульках весь, Январь,
Как будто Новый Год, как будто смотрит в старь,
Поставлен Декабрем, и словно в правду царь.

Морозит, и казнит, и носит горностаи,
Пощады от него в лесу не ожидай,
А все же знает сам, что будет Март и Май.

Хотя у Января и долог белый зуб,
Хоть золотом лучей по-старчески он скуп,
Труби в метель-трубу, — что толку в ревах труб?

Едва Январь вошел в хрустальный свой дворец, —
Раскрыла чуточку Весна цветной ларец,
И стали дни расти и петь Зиме конец.

Поют они, поют, и луч на них блеснет,
Поют они, что вот снежинкам спутан счет,
Что льды-то хороши, а тает все ж и лед.

И слушает Январь, бледнеет, побелел,
Синеет, весь застыл, увидел свой предел,
Так, Просинец, синей, конец тебе приспел.

Февраль — Сечень, Февраль — печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?

Февраль, он крут, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечет он снегом лица нам,
Сечет он зиму пополам.

Февраль — предатель. Бойся тот,
Кому Февраль теплом дохнет.
Он греет час, в обманах дней,
Чтоб ночью было холодней.

Март капризный, Март безумный, Итальянцы говорят,
Месяц тот, что пред Апрелем — так его, боясь, крестят.

Стонут мартовские кошки, в нашем сердце и на крыше,
И сказать нам невозможно, где свирепее, где тише.

Март у матери взял шубу — продал мех на третий день,
Март неверный, Март смеется, Март рыдает, свет и тень.

Март ворчит как старый старец, Март лепечет как ребенок,
Март приходит львом могучим, а уходит как ягненок.

Входит в кровь и в сновиденья, влажным делает наш взгляд,
Март безумный, Март безумный, Итальянцы говорят.

Апрель — разымчивый Цветень,
Апрель — сплошной Егорьев день,
В упорной схватке свет и тень.

Пучинный месяц, жив прилив,
Разлив широк, поток красив,
От мига — час для новых нив.

Последних льдинок тонкий звон,
Прилет крылатых завершен,
Поют и вьют, вступают в сон.

Но все ж, хоть много снов зажглось,
Двенадцать раз седой Мороз
Посеребрит луга, откос.

И будет рыжая Луна,
Врагиня грез, она страшна,
Цветам в ней ржавчина одна.

Но если холод — лиходей,
Егорий есть в разливе дней,
Защита трав, полей, зверей.

На белом ездит он коне,
И щит его в живом огне,
Седло в цветочной пелене.

Он появляется в лесах,
Весь в красном золоте, в звездах,
Златые кудри — в жемчугах.