Федор Тютчев - Том 1. Стихотворения 1813-1849

Из списков наиболее интересны те, что помещены в Сушк. тетради (с. 87), Муран. альбоме (с. 101–102) и среди списков, сделанных Э.Ф. Тютчевой и И.С. Аксаковым (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 16).

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 246.

Датируется летом 1829 г., между 12 июля и 12 августа, см. Летопись 1999 . С. 284–285.

В автографе специфически тютчевские знаки препинания. Как обычно, особенно выделяются окончания строк: преобладают тире, которыми завершаются 2, 6, 11, 12, 14, 22-я строки, но и там, где нет тире, а предложение как будто заканчивается, точки не проставлены, строфы отсутствуют. Создается впечатление единого безостановочно льющегося эмоционального потока. И в соответствии с таким эстетическим переживанием в самом конце стихотворения тоже нет точки, вместо нее — удлиненное тире, в результате сохраняется впечатление незавершенности потока чувств, снов, морских валов. В выражении «как бог» второе слово написано со строчной буквы, что вызывало античные, а не христианские ассоциации. Тютчевское тире полностью не удалось сохранить, поскольку некоторые из них не соответствуют современным грамматическим нормам.

Автограф получил впервые наиболее полное отражение в пушкинском Совр ., однако в 7-й строке — «летал оглушен» (здесь, возможно, — опечатка) вместо «лежал оглушен», что существенно меняло образ лирического «я», делая его более романтически-фантастическим. В 11-й строке еще опечатка — «В лугах огневых». В 20-й строке — «Лишь слышался», вместо «Мне слышался»; не сохранялись тютчевские тире, они были заменены либо двоеточием (в 11-й строке), либо запятой, точкой; вообще в тексте зафиксированы длинные остановки, расставлены точки, многоточия, точки с запятой. Публикация в Галатее во многом близка Списку РГАЛИ, и в том и другом варианте сохранялись тютчевские ритмические перебои (кроме амфибрахия, в стихотворении появились и дактили и анапесты), в обоих вариантах были выделены двустишия и отделены друг от друга значками, что разрушало плавность развития эстетической эмоции. Но есть и отличия, которые позволяют предполагать, что список более позднего происхождения, нежели текст в Галатее . В списке появился вариант 1-й строки: «И Буря и море качали наш челн». Получилось как бы упорядочение логики образа: «Буря» (да еще написанная с прописной буквы, будто олицетворенная) взволновала море, а оно укачало человека. Но сам поэт воспринимал ситуацию иначе. Назвав стих. «Сон на море», он именно морю придал первенствующее значение в происшедшем, морская стихия определила характер сна, и само слово «море» выдвинуто на первое место. 13-я и 14-я строки в Галатее ближе к автографу и тексту в Совр .: «Сады, лавиринфы, чертоги, столпы — / И сонмы кипели безмолвной толпы»; в списке исчезли старинные слова «лавиринфы» (стало — «лабиринты»), «сонмы» (стало — «роились, кипели»). 17 — 18-я строки в Галатее дали новый вариант: был исключен образ летающего бога (так в Совр .) и появилось сравнение с «духом» («как дух, я летал»), и сияющий мир уже располагался не «под», а «над» летящим. С ортодоксальной точки зрения такой вариант мог удовлетворять, но в списке осуществлен возврат к Совр .— «как Бог, я летал», мир был «подо мною», однако сохранялся исконный образ 7-й строки — «я лежал». 19-я строка в Галатее («Я спал и сквозь сон...»), не совпадавшая с автографом («Но все грезы насквозь...»), в списке приобрела новый вариант: «Но все и во сне». Однако начало строки в результате не улучшалось; преимущество автографа — в отсутствии повтора слов («спал», «сон») или сочетания безóбразных слов («Но все и во»), в оригинальной выразительности словосочетания — «все грезы насквозь». Выражение «вторгалася пена» (22-я строка) того и другого варианта ослабляло экспрессию образа в автографе и Совр ., где было: «врывалася пена».

В списке Сушк. тетради , а также в прижизненных изданиях и Изд. СПб., 1886 , и Изд. 1900 предложен новый вариант стихотворения: все дактили и анапесты превращены в амфибрахии, в результате исчезла особая музыка тютчевского стихотворения, как бы воспроизводящая движение морских волн. Появились образы менее выразительные, чем в оригинале, но, может быть, более «правильные» с точки зрения традиционной стилистики: в автографе было — «окликалися ветры», стало «и ветры свистали», значительно ослаблено олицетворение. Осталась романтизация лирического «я»: «летал оглушен», хотя у Тютчева исходная ситуация более жизненная: «лежал оглушен», тем сильнее выступал контраст с фантастическими сновидениями. 14-я строка приобрела в Совр . 1854 г. вид — «И чудился шорох несметной толпы»; тютчевский же образ более приближен к грезам сна: у него толпа «безмолвная» (без шороха); в сочетании со словом «кипели» усиливается странность картины — «И сонмы кипели безмолвной толпы». Слово «сонмы» вызывало античные ассоциации, особенно в соседстве со словами «лавиринфы» и «чертоги». И весь этот эффект исчез в новом варианте. 17-я строка там же продолжила традицию текста Галатеи — отказа от сравнения с богом, и получился бледный по сравнению с автографом вариант: «По высям творенья я гордо шагал», а в 18-й выражение «недвижно сиял» семантически неудачно, в автографе слово «недвижный» было определением мира — «И мир подо мною недвижный сиял». Новый вариант начала 19-й строки, более простой и обычный («сквозь грезы»), также ослаблял специфическую тютчевскую выразительность, хотя и мог казаться более «правильным», чем — «все грезы насквозь».