Александр Житинский - Снежная почта

У легких лаковых фигурок
Свои понятия о зле.
Вот скачет конь, как старый турок
С кинжалом в кожаном седле —
Такой воинственный придурок
При благородном короле.
Ваш ход, милейший! Сделан выбор.
А христианство пахнет рыбой.

Бежав лампадок и свечей,
Отдался ты литературе.
Ты в услужении у ней.
Апоплектической фигуре
Не нужен новый грамотей,
А равно мировые бури.
Главой заслуженной скорбя,
Она не приняла тебя.

Но волшебство родного слова,
Его волнение и пыл,
Ты, словно бы родившись снова,
Почувствовал и полюбил.
Боясь бесславного итога,
Ты для себя установил
Каноны, жесткие уроки,
Наметил уровни и сроки.

И вот тогда твоя страна
Пришла к тебе всерьез, надолго.
Ее святые имена,
Герои пламени и долга
Являться стали, и темна,
Уже звала куда-то Волга,
Леса, овраги, родники,
Амбары, горницы, замки,

Грибы, натопленные бани,
Далекий перебор собак,
«Зимой – телегу, летом – сани»,
Ухваты, дедовский армяк,
Бирюльки незлобивой брани,
Мол, молод, так тебя и так! —
Хватил бы прежнюю годину,
Сам запросился б на осину.

А карнавал? Что карнавал?
Он продолжается, клокочет
Среди хлопушек и зеркал,
Он крови жаждет, славы хочет,
Притягивает – не узнал? —
И на себя доносы строчит.
А там, гляди, с морского дна
Встает китайская стена.

Ты возмужал. Твои заслуги
Пора проверить. Стой, малыш!
Уж я-то знаю все недуги
Ненапечатанных афиш,
Твои сомнения, испуги,—
Опасен, думаешь, молчишь,
А крик о помощи Вселенной
Не слышен в музыке военной.

Теперь довольно. Наши сборы
Пора ускорить. Я – домой.
Уже не радуют узоры
Осины красной, золотой,
Как мирные переговоры
Средь передышки боевой,
Когда убьют парламентера,
Доказывая вечность спора.

Ты остаешься? Ах, прости,
Ты мой двойник, поедем вместе.
Мы параллельные пути
Проходим. Козыри не крести,—
Кресты, которые нести
Есть дело совести и чести.
Об этом стоит, так и быть,
Читателя предупредить.

В разгар броженья, карнавала
Закончу песню и строку.
Судьба нести не перестала,
Свистит и рубит на скаку.
Ей дела нет, вернее, мало,
Что стих повиснет на суку,
Готовый с легкостью паяца
Взлететь над миром и сорваться.

Кленовый лист, мой талисман,
Свернулся трубочкой к ненастью.
Герой попался, как в капкан,
В тиски обиднейшей напасти,
Строки волосяной аркан
Сдавил его. Не в нашей власти
Освободить, и ни к чему:
Три карнавала, три предела —
Войны, любви, мирского дела —
Уж уготованы ему.

26—28 октября 1967 г.

Покров показался. Трехглавая церковь,
Погост, за околицей лес.
Скрипучий автобус по самому центру
На пыльную улицу влез.

Бегут ребятишки, гармошка играет,
С кошелками бабы стоят,
А в небе над ними от края до края
Малиновый зреет закат.

Свои пересуды – какая погода?
К дождю или сызнова сушь?
Кругом молчаливая стынет природа —
Овраги, осинники, глушь.

И если взобраться на верх колокольни,
На купол, где ржавленый крест,
Увидишь, как лес далеко и привольно
Раскинул вершины окрест.

Подняться на облако – птицам на зависть —
И Волгу увидишь вдали.
А вот и Покров, как зеленая завязь
На светлых проселках земли.

И солнце зашло, и закат догорает,
Еловая чаща черна.
В далеком Покрове гармошка играет,
И вышла из лесу луна.

В далеком Покрове… Искал, как иголку
В стогу, – эту землю свою,
Где сосны и ели стоят вдоль проселка
В тяжелом и ровном строю.

Где чистый родник за лесным поворотом
И трудно от хвои вздохнуть,—
Береза и камень у края болота
Укажут мне правильный путь.

Рогожская губерния,
Соломенный уезд.
Петух зарю вечернюю
Скликает под насест.

На поле недокошенном
Косилка тарахтит.
Затеряна, заброшена
Дерйвенька стоит.

Проветривают валенки
Ценою медный грош.
Крапиву у завалинки
Косою не возьмешь.

Три дома с огородами.
Живут двенадцать душ.
Страдают недородами
В распутицу и сушь.

Живут своим обычаем:
Богаты чем – к столу.
С иконами привычными,
Забытыми в углу.