Джон Толкин - Имрам

И вот из просторов бескрайних вод,
гонимый пенной волной,
в туман, воротившись из дальних стран,
корабль пришел домой —
в Ирландскую землю, где колокола
в Клуан—ферта на башне бьют,
где лес темнеет под сводом небес
и туманы стеной встают,
где Шаннон в Лох—Дерг течет не спеша,
где дождя висящая сеть —
сюда святой Брендан пришел навсегда,
пришел, чтобы здесь умереть.

«Отец, ты мне расскажи, наконец,
и ничего не таи —
о том, что встретил в просторе морском,
что узрели глаза твои.
Живет ли за морем эльфийский народ,
чьи скрыты от нас острова?
Семь лет ты искал — так нашел или нет
ту землю, что вечно жива?»

«Много забыл я того, что чудно,
но не забыть никогда —
поныне стоят пред глазами они:
Облако, Древо, Звезда.

Целый год мы плыли вперед и вперед,
и нам не встречалась земля,
нигде мы не видели птиц на воде,
ни встречного корабля.
Вдруг темное Облако встало — и гром
раскатами загремел.
О нет, не закат то был, не рассвет,
но запад побагровел.

И прямо под Облаком встала гора —
отвесные склоны черны,
вершина курилась, и были в тиши
удары прибоя слышны;
жерло на вершине пылало светло,
как пламя небесных лампад:
гора, словно столп, подпирающий Храм,
корнями сходила во ад.
Стояла она, основанье тая
во мгле затонувшей земли,
куда после смерти ушли навсегда
далекой страны короли.

Во мраке угрюмом утихли ветра,
и весла ворочали мы —
нас мучила жажда, и голод был жгуч,
мы больше не пели псалмы.
Зато миновали мы Облако то,
и открылся берег высок:
спокойной волною стучался прибой,
катая жемчужный песок.
Нам мнилось — неужто здесь будет волна
наши кости катать века?..
Найти не могли мы на скалы пути —
уж больно стена высока.

Вокруг мы пошли и увидели вдруг
обрывистый фьорд меж скал —
по водам свинцовым вошли мы в него,
и сумрак нас вновь объял.

Гребли мы все дальше в глубь этой земли,
ни звука вокруг — тишина,
лишь слабые всплески из—под весла —
святою казалась она.

И мы увидали долину, холмы,
чредой уходившие вдаль,
горела долина та, вся в серебре,
как будто Священный Грааль.
И Белое Древо росло посреди —
такие, должно быть, в Раю, —
в бездонное Небо вздымалось оно,
подъемля вершину свою.
Тяжелою башней высился ствол,
и крона была густа:
как лебедя перья, снега белей,
ладонь любого листа!

Недвижным казался нам, словно во сне,
под звездами времени бег.
И думали мы, что себе на беду
не уйдем отсюда вовек,
что останемся здесь, — и, отверзши уста,
тихо начали петь,
но сами дивились, что голоса,
словно в храме, стали греметь.

И листья, как белые птицы, взвились,
и дрогнуло Древо тогда —
лишь голые ветви остались да ствол,
а листья смело без следа.
И слово певучее к нам донеслось,
какого не знали вовек!
Не птицы то пели из горных границ,
не ангел и не человек,
а род благородный, что в мире живет
за дальней гранью морской:
но моря холодны и воды темны
за Белого Древа землей».

«Два чуда ты мне описал. Я хочу
о третьем узнать наконец!
О, где твой последний рассказ — о Звезде?
Зачем ты таишься, отец?»

«Звезда? Ее я увидел, когда
встал на развилке путей —
лучи на окраине Внешней Ночи,
у врат Нескончаемых Дней.
С карниза там мир обрывался вниз,
и вел на неведомый брег
висящий над бездной невидимый мост,
но там не ходил человек».

«А мне говорили, ты в некой стране,
в последней стране побывал —
без лжи мне об этой стране расскажи
и что ты там повидал!»

«Звезду еще в памяти, может, найду,
и помню развилку морей —
дыхание смерти там бриз колыхал,
нет слаще его и нежней…
Но коль ты желаешь изведать ту боль,
узреть, как растут те цветы,
на небе ль каком или в дальней стране —
тогда выйди в плаванье ты.
И море подскажет дорогу само,
и парус тебя будет мчать —
и там ты изведаешь все это сам,
а я теперь буду молчать».

В Ирландскую землю, где колокола
в Клуан—ферта на башне бьют,
где лес темнеет под сводом небес
и туманы стеной встают,
пришли корабли из дальней земли,
откуда пути нет назад —
сюда святой Брендан пришел навсегда,
и здесь его кости лежат.