Мишель Уэльбек - Очертания последнего берега. Стихи

Длинный и обтекаемый, цвета стали с неброским вкраплением красок, сверхскоростной поезд “Атлантика” № 6557 состоял из двадцати трех вагонов, в которых разместилось от полутора до двух тысяч человек. Мы мчались со скоростью 300 км/ч на самый край западного мира. У меня вдруг появилось ощущение (мы преодолевали ночь в глухой тишине, ничто не позволяло угадать нашу невероятную скорость, неоновые лампы давали скупой свет, бледный и траурный), у меня вдруг появилось ощущение, что эта длинная стальная капсула несет нас (незаметно, стремительно, плавно) в Царство Тьмы, в Долину Теней и Смерти.

Спустя десять минут мы прибыли в Оре.

В далекие века здесь люди жили тоже;

Чтоб дать отпор волкам, вставали в круг не раз,

Звериный чуя жар; они исчезли позже,

Похожие на нас.

Мы собрались опять. Слова затихли, звуки.

От моря только след.

С любовью обнялись, прощально сжали руки —

И пуст пейзаж: нас нет.

Витки радиоволн, над миром рея,

Заполнили пробел.

Сердца у нас, как лед, пусть смерть придет скорее,

Чей сон глубок и бел.

Все человечество покинет свой придел.

И диалог машин тогда начнется сразу.

Божественной структуры в трупе нет,

Но, информацией набитый до отказа,

Работать будет до скончанья лет.

В тетради старые я заглянул сейчас.

Там – дифференциал, а здесь – про жизнь моллюсков.

Развернутый конспект. Из прозы десять фраз —

Не больше смысла в них, чем в черепках этрусков.

Все понедельники я вспомнил. Лед. Вокзал.

Я опоздал к семи, на поезд свой всегдашний.

Я бегал взад-вперед, но все же замерзал

И на руки дышал. А мир такой был страшный.

Вначале встречей с ним мы так увлечены,

Что верим: всё вокруг всему живому радо,

У каждого есть шанс и шансы все равны.

Но в ночь субботнюю жить и бороться надо.

Причалы детства, вы уже нам не видны.

Наивность взгляда мы теряем слишком скоро

Всему своя цена, как скажет продавец.

Жизнь всех нас в плен берет без всякого разбора,

Засасывает нас и не дает опоры;

И быстро гаснет свет. И детству здесь конец.

Я больше не вернусь, не трону травы эти,

Наполовину пруд закрывшие уже.

Что полдень наступил, я осознал в душе,

Увидев этот мир в невероятном свете.

Наверно, я здесь жил, с соседями знаком,

Как все – в сети времен, всегда спешащих мимо.

Shanti sha nalaya. Om mani padme ôm . [121] Буддийские мантры покоя и сострадания.

Но солнце на ущерб идет неотвратимо.

Как этот вечер тих, вода стоит в огне,

Дух вечности над ней парит в преддверье мрака.

Мне нечего терять. Я одинок. Однако

Закат такого дня наносит рану мне.

Мой поезд путь держал в открытый мир от дома.

Я у окна сидел, безмерно одинок,

Постройки и цветы снаружи видеть мог,

А поезд плавно шел сквозь воздух незнакомый.

Луга среди домов ловил я беглым взглядом,

Нормальным было все, что было вне меня.

Я радость потерял, забыл, с какого дня.

Живу в безмолвии, одни пустоты рядом.

Светло еще вверху, но тень к земле приникла,

И трещина во мне проснулась и растет.

Так вечером, в пути, нормандский небосвод

Дышал итогами и завершеньем цикла.

Матрас как принадлежность тела.

Два метра, ровно два длиной.

Смешно, как будто в этом дело,

Бывает же расчет иной.

Случались радости. Немного.

Миг примиренья с миром был,

Я был неотделим от Бога

Давным-давно. Когда – забыл.

Взрывается в потемках тела

Не сразу лампочка. Но вот

Я вижу: нить перегорела.

Живой ли? Мертвый? Кто поймет?

Воздействие телеантенн

С укусом насекомых схоже:

Рецепторы цепляя кожи,

Они домой нас гонят, в плен.

Счастливым стать вдруг пожелав,

Я бы учился бальным танцам

Или купил бы мячик с глянцем,

Как аутисты, для забав.

И в шестьдесят их радость ждет.

Им, в упоенье настоящем

С резиновой игрушкой спящим,

Часов совсем не слышен ход.

А этот телеромантизм —

Мир в социуме, секс и “мыло” —

Почти что жизнь, где все так мило,

Но, в сущности, обман, цинизм.

Цветочных чашечек дыханье.

Опасны бабочки в ночи.

Бесшумных крыльев колыханье,