Мишель Уэльбек - Очертания последнего берега. Стихи

По городу идем, и взгляд встречаем взглядом,

Присутствие свое лишь этим выдавая.

Безмолвие растет, неделю закрывая.

К задворкам подойдя вокзальным, бродим рядом.

За шириной одежд мы прячем немощь тела,

И к вечеру мы все почти что недвижимы,

А души так у нас малы и полуживы,

Что, встрепенувшись чуть, опять замрут несмело.

Легенда наша в том, что жили мы на свете,

И город возведен был нашими руками,

Боролись долго мы со всякими врагами,

Но высохли потом, предав нас, руки эти.

Нам дрейфовать пришлось, оставив все стремленья,

Жизнь мимо нас прошла, и, охладив, забыла.

Мы видим: наша плоть стирается, как мыло…

И только data [74] Данные ( англ .) вдруг всплывают в поле зренья.

Свекольные поля, по склонам восходя,

Мерцали. Мы себе казались чужаками.

Как подаяние, был тихий шум дождя,

И пар дыхания плыл поутру над нами

Неясным символом…

Был темен наш удел,

Предвестье застилало дали.

Цивилизация дымилась грудой тел.

Мы это знали.

Дорога под гору вела —

Большие ящерицы рядом

Своим отсутствующим взглядом

Просвечивали нам тела.

Жила под нашей мертвой кожей

Сеть нервов, как клубок корней.

Я вверился судьбе своей,

В Благую Весть я верил тоже.

И в размышленье одиноком

Терял спасительную нить.

Так суждено ль в бессмертье быть

И мне монархом или богом?

Спокойно ждали мы, одни на белой трассе;

Малиец прихватил в дорогу скудный скарб,

За счастьем ехал он, подальше от песка

Пустынь. А я вдруг счел, что мой реванш напрасен.

От облаков и их бесстрастья

Лишь одиночество и думы.

Теряем возраст в одночасье

И набираем высоту мы.

Когда исчезнет плен тактильных ощущений,

Мы будем сведены к самим себе, друг мой.

К пределу мы пойдем. И тяжкий страх немой

Недвижностью скует и руки, и колени.

А море плоское. И тает

Навек желанье жить любое.

Вдали от солнца и от тайн

Я устремляюсь за тобою.

День ширится, растет, на город пав лавиной,

Мы пережили ночь, но легче нам не стало.

Я слышу шорох шин и шум неуловимый

Общественной возни. И мне здесь быть пристало.

День состоится все ж. С безумной быстротою

Границы обведет воздушное лекало:

Тут бытие, там боль – твердеющей чертою.

Но плоть, однако, плоть, как банный лист, пристала.

Мы пережили страх, желанья, цепь ошибок,

Но детская мечта светить нам перестала.

И мало что стоит за широтой улыбок —

Мы пленники своей прозрачности усталой.

Те дни, когда гнетет нас плоть, пугая бездной,

Когда весь мир застыл, как тот цементный блок,

Дни без любви, без мук, где страсти – под замок,

Почти божественны, настолько бесполезны.

На пастбищах глухих, среди лесных полян,

И в городских домах, и под огнем рекламы —

Везде мы познаем суть истины упрямой:

Мир существует, он нам в ощущеньях дан.

У особей людских есть внутренности, члены,

Единство же частей недолговечно тут,

И люди взаперти в своих ячейках ждут

Немой команды “взлет”, чтоб вырваться из плена.

Их сторож в сумерках предпочитает жить,

И у него с собой есть все ключи на случай.

Вмиг пепел пленников рассеется летучий,

И хватит двух минут, чтоб камеру помыть.

Что ни начни – тупик. Буксуешь то и дело.

Вернуться хочется обратно с полпути,

Лежать не двигаясь, лишь в боль свою вползти —

Так о себе теперь напоминает тело.

Снаружи – день, теплынь, все небо ярко-сине,

И юность крутится, словить свой шанс должна.

На праздники ее всегда зовет весна,

А ты не приглашен. Вокруг тебя – пустыня.

Плоть одинокая – мучительное бремя;

Земная жизнь свое исчерпывает время.

Стучит с отчаянной натугой твой мотор,

Но не справляется с густой тяжелой кровью,

Как занимаются, ты позабыл, любовью.

И ночь обрушилась, как смертный приговор.