Марина Цветаева - Крысолов

...Колотушки – и те в миндалинках!

Погремушки для самых маленьких!

Сказки – пастора рассмешишь!

И романтики для больших.

На всякие нужды! на всякие вкусы!

Для мальчиков – пули, для девочек – бусы.

На всякие жажды! на всякие масти!

Для мальчиков – игры, для девочек – страсти.

Без свах, без помех.

И – письма – для всех.

– Говорят, что он заводит,

Топит. (Ворочай, народец!)

– Заведет, потом загубит!

– Раз не может , так не будет

Хуже! – В лад – так не злодей!

– В ад – так без проповедей!

– Хорошо еще, что вместе,

Кучей. – А сказать по чести...

(То с воды идет, то свыше, —

Где ж он?) – Ничего не слышу:

Ни гопп-гопп и ни ду-ду, —

Все идут, и я иду.

– Есть у меня – всё, всё, кроме ренты!

Для мальчиков флинты, для девочек ленты,

Дозорные знаки и тайные числа,

Для девочек – звуки, для мальчиков – смыслы,

Сих – с теми – родство.

И – рифма – на всё.

Ветер в полы!

Мимо школы!

Целым цирком —

Мимо кирки.

Кем ни разу не ласкан

Да без просыпу таскан —

До свидания, классный!

До свидания, пастор!

Не напишем и не пиши!

– Малыши!

Есть у меня – не всё перескажешь! —

Для мальчиков – радость, для девочек – тяжесть,

Нежна – перелюбишь, умна – переборешь.

Для мальчиков – сладость, для девочек – горечь.

Дно – страсти земной...

И – рай – для одной.

Здесь – путы,

Здесь – числа...

Разруха...

Разлука...

Рай – сути,

Рай – смысла,

Рай – слуха,

Рай – звука.

Точно облачко перистое,

Шепот: Грета бургомистрова!

Стройтесь, резвые невестины

Сёстры в свадебное шествие.

Позабыв о сальных бальниках —

За руку берите маленьких.

Школьный дом уже с горошину!

На руки берите крошечных

Братцев аистовых...

– Не раскаиваться!

Вроде благовеста...

– Не оглядываться!

Вот он, в просторы стай,

Города самый край.

– Зарастай,

След от ног наших. Спросят – в Китай.

Враний грай,

Голоса и шаги заглушай.

Вы, кусты,

Не храните одежд лоскуты.

Ветер, ты

Голоса и шаги относи.

Без следа!

Говорят, что сегодня среда:

День труда.

В том краю воскресенье всегда.

Жить – стареть,

Неуклонно стареть и сереть.

Жить – врагу!

Всё, что вечно – на том берегу!

В царстве моем – ни тюрем, ни боен, —

Одно ледяное! одно голубое!

Под зыбкою рябью, под зыбкою кровлей

Для девочек – перлы, для мальчиков – ловля

Их. – С грецкий орех!

И – ванна – для всех.

Спи-усни, спи-исчезнь,

Жемчуг – чyдная болезнь.

Хворост – сер. Хочешь – ал?

Вместо хворосту – коралл.

В царстве моем – ни свинки, ни кори,

Ни высших материй, ни средних историй,

Ни расовой розни, ни Гусовой казни,

Ни детских болезней, ни детских боязней:

Синь. Лето красно.

И – время – на всё.

Тише, тише, дети! Отданы

В школу тихую, подводную.

Лейтесь, лейтесь, розы щёчные,

В воду вечную, проточную.

Кто-то: мел! Кто-то: ил!

Кто-то: ноги промочил!

Кто-то: вал! Кто-то: гул!

Кто-то: озера хлебнул!

А вода уже по пальчики

Водолазам и купальщицам...

Жемчуга навстречу сыплются.

А вода уже по щиколку...

Под коленочки норовит.

– Хри – зо – лит!

Красные мхи, лазурные ниши...

(А ноги всё ниже, а небо всё выше...)

Зеркальные ложи, хрустальные зальца...

А что-то всё ближе, а что-то всё дальше...

– Берегись! По колено ввяз!

– Хри – зо – праз!

А вода уже по плечико

Мышкам в будничном и в клетчатом.

Выше, выше, носик вздернутый!

А вода уже по горлышко, —

Усладительней простыни...

– Хру – ста – ли...

В царстве моем (нежнейшее dolce [30])...

А веку всё меньше, а око всё больше...

Болотная чайка? Младенческий чепчик?

А ноги всё тяжче, а сердце всё легче...

Поминай, друзья и родичи!

Подступает к подбородочку,

Хороши чертоги выстроил

Нищий – дочке бургомистровой?

– Вечные сны, бесследные чащи...

А сердце всё тише, а флейта всё слаще...

– Не думай, а следуй, не думай, а слушай...

А флейта всё слаще, а сердце всё глуше...

– Муттер, ужинать не зови!

Пу – зы – ри.

Вшеноры, март 1925 – Париж, ноябрь 1925

Juri – судья, Ruhrei – яичница-болтунья, национальное блюдо; Ruhr uns nicht an – не дотрагивайтесь до нас (нем.) .

“Человек, где ты?” (нем.)

“Я наг” (нем.).

NB! Лучше (примеч. М. Цветаевой) .

Мой сын Георгий (Мур), родившийся в полный разгар мечты о Крысолове и первой главы его – 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, ровно в полдень, в безумную (последнюю!) вьюгу, в избе, в деревне Вшеноры, близ Праги. МЦ .