Владислав Дорофеев - Вечерник

Дорогу на север найдете всегда,
Весна приготовит еду и дома,
Напоит источник
Уставших водою,
И шепчут листочки
О легком покое;
И сердце мечтает
В вечерних закатах,
Душа забывает
В забавах пернатых
Дороги утраты.

Счастливые строят в глуши и тиши
На ветках средь сосен гнездовья свои;
Война и тревоги,
Страдания плоти,
Не знают дороги
К жилищам убогим,
Для радости хватит
Дня яркого в мае,
И ночи, что скроет
Малюток, и тает,
Когда рассветает.

Душа остается в чужой стороне,
Покуда не вспомнит о милой земле,
Когда вырастают
Деревья большие,
Тебя призывают
Просторы родные;
Как птица, расправя
Крыло, отправляйся,
И в путь отлетая,
Ты с небом справляйся,
Домой возвращайся.

1828

Луна высвечивала путь,
голодная пищала рысь,
в деревне где-то выли псы,
шел путник поздний сквозь кусты,
ему до дома далеко,
а вечер был под Рождество.

Усталый шел он в тишине,
по снегу шел и по тропе,
он торопился к очагу,
хлеб белый нёс в свою семью,
где все привыкли есть кору.
Дал барин хлеба бедняку.

Вокруг темно и ни души,
вдруг видит – отрок впереди,
сидит безмолвный на снегу,
в ладони дышит на ветру,
и будто каменный молчит,
свет лунный зримо холодит.

Пойдем, несчастное дитя,
со мной, согрею я тебя, —
страдальца юного берет,
на хутор дальний с ним идет,
и с хлебом, к празднику вдвоём,
вошли они в желанный дом.

Жена сидела у печи,
держа ребенка на груди:
ты задержался, милый мой,
входи скорей к себе домой,
и гостя пригласи, – сама
спокойно отрока ввела.

Казалось от её любви,
огонь теплее стал в печи,
она забыла про нужду,
и стол готовит к ужину,
хлеб радостно она взяла,
и молоко, что припасла.

Соломой крыт холодный пол,
рождественский сегодня стол,
уже садится детвора,
остался отрок у огня,
его хозяйка позвала,
и посадила у стола.

Молилась дружно вся семья,
жена хлеб резать начала;
благословен будь нищих дар:
гость юный с места так сказал,
слеза в глазах его была,
когда ломоть взяла рука.

Хозяйка делит каравай,
но тот в руках не убывал,
была она изумлена,
на гостя взгляд перевела,
но перед ней не тот, кто был,
а словно облик изменил.

Глаза, как будто две звезды,
лицо светилось изнутри,
лохмотья пали с плеч долой,
как след туманный над горой,
гость превратился в ангела,
прекрасного, как небеса.

Избу свет дивный озарил,
сердцам надежду подарил,
свершилось чудо здесь в глуши,
для праведных людей в ночи,
и нет прекрасней Рождества,
посланец среди них Творца.

С тех пор прошло немало зим,
я как-то дом тот посетил,
пришел туда под Рождество,
у очага, за тем столом,
с седеющею головой,
сидел хозяйский внук с семьей.

С ним рядом чуткая жена,
детей веселая гурьба,
и радостно всем в доме том,
они молились за столом,
и было видно, как они
в святыню верят во все дни.

А под единственной свечой,
за той смиренной трапезой,
стояла кружка с молоком,
и рядом белый хлеб ломтем,
спросил я – для кого еда,
в ответ – для ангела Творца.

1832

Пока воспоминания влекут,
Пока ночь за окном,
Про Кульнева рассказ начну,
Что слышал ты о нем?
В бою он лучше всех рубил,
А на пирушке больше пил,
Как – истинный народный сын,
Он воевал и жил.

Забавой было для него,
Сражаться напролет – день, ночь,
Как истинный герой всегда
Готов жизнь превозмочь,
Любым оружием громить,
Однажды голову сложить,
В бою, а может на пиру,
С бокалом, на скаку.

Со страстью вольною любил,
Свободно жил и выбирал,
Из боя только выходил,
Он сразу шел на бал,
Где веселился до зари,
Под утро туфельку с ноги
Подруги верной он снимал,
С шампанским выпивал.

До сей поры хранят в домах
Портрет огромной бороды,
Так кажется издалека,
Поближе подойди —
Увидишь ты в улыбке рот,
Открытый, будто гротный вход,
И ласковый, и честный глаз,
Вот Кульнев наш в анфас.

Лишь стойкий, опытный солдат
Сумеет совладать с собой,
Других охватывает страх,
Как перед сатаной, —
Уже противник чуть живой,
Когда в атаке наш герой,
Кудрявый смольный чуб его,
Страшнее, чем копье.