Но тут Маруля что-то вдруг забаловалась,
Веруля рожицу состроила смешней,
И от родителей Марусе сразу же досталось,
Ну и Верусе сразу же досталось посильней.
Девчонки скучно и противно запищали,
И перестали есть картошку, рис и огурцы,
От рева детского и уши затрещали,
И к дому прилетели желто-красные скворцы.
Дождь прекратился и трава зазеленела,
И облака растаяли за кухонным окном,
Вода вся в кранах и колодцах загустела,
Все потому, что дети плакали, ну ни о чем.
И все звериные друзья в наш неказистый дом
Сбежались, и кто заверещал, а кто вильнул хвостом,
И Маше с Верой искренне сказали все о том,
Что кушать надо, а не плакать за столом.
Пришла пора поплюхаться детишкам в ванной,
Разделись Маша с Верой и нырнули посильней,
И пена белая закрыла их надежно до ушей,
И так им хорошо в воде, что даже странно.
И вот одели девочек в пижамы потеплей,
И дали им кефира или сока повкусней,
И вот в кроватках мама их укрыла понежней,
И вот читает папа им про сказочных зверей.
И вот Маруся спит, как ангел праведных кровей,
И видит красный сон про райских голубей,
И Вера, помолившись Богу искренне и посильней,
Торопится уснуть, чтоб встретить ангелов скорей.
* * *
Пьяные музы орловских равнин
ночью настигли и в спину вошли.
* * *
На радость близким и друзьям
мне снится юркий таракан.
* * *
Гусеницей проползла зима.
* * *
Все это также скучно мне,
как если бы скучал не я.
* * *
Любовница, безумье, странный камень.
Любовница, безумье, камень.
* * *
Мы любим тех, кого не любим никогда.
* * *
Я потерял чужую кровь, зачем мне остальное.
* * *
Медленно крутит пропеллер,
и в парке белом тишина,
и вижу я, как русский мерин
идет с душою, выпитой до дна.
* * *
Ворона-крошка,
подай немножко,
вот видишь крошку,
ну, кинь мне брошку.
* * *
Спокойный воздух сегодня утро.
* * *
Я наливаю Хлебникову водки,
он говорит, что запивать не надо,
что с толстой бородой теплее глотке,
московский зоопарк похуже ада.
Лорд Байрон возбуждает аппетит,
от Пушкина порой зевать охота,
в осеннем Мингалеве мне претит
в устах и глазках фюрерская нота.
Ответсек
бездарна и слепа
двулична и блудлива
сердечная тоска
не женщина – суглинок
неотвратимо зла
отчетливо глумлива
ответственно подла
и пошло горделива
бесстыдно холодна
безнравственно ленива
бездушна и пуста
банальна и брезглива
бессмысленно глупа
и бесконечно лжива
старушечьи стройна
гадюшечьи красива
газетная змея
тягучая, как тина
порочная лиса
конечна, как могила
Оглашенная
Она умирает долго,
противно и безнадежно,
хотя еще дышит ровно,
отчетливо и надежно,
в плаще и домашних туфлях —
она в инвалидном кресле,
забытая всеми рухлядь,
храпит свою злую песню,
не видеть дурехе мая,
сидит она вдрызг пустая,
и слюни текут по краю,
смывая дорогу к раю,
ей явятся злые дети,
закружатся, замилуют,
на том ожидают свете,
по падшей душе ликуют,
она во дворце вельможи,
когда-то скакала птичкой,
теперь же с тупою рожей,
ее запрягают в бричку,
нам вовсе ее не жалко,
жила она здесь брутально,
как бестолковая галка
кончается жизнь буквально.
Старое
Трупный вопрос,
легкий прыжок,
тонкий снежок,
русский сучок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу