Виктор Топоров: Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы

Утвердился бивачный уют.

И с какою-то новою негой,

Новонайденной – это верней, —

Выбивают ковры для ночлега,

Выбирают друзей поверней.

Отпирают былые берлоги

Этим вроде бы самым родным —

И впускают чужие тревоги,

Чтобы не оставаться одним.

И по кругу веселье, по кругу!

И успехов для всех сообща!

И супруга приникла к супругу,

Принародно по нем трепеща.

И собачка у них на коленях,

Слепоглухонемая на вид,

Ожирев на осенних пельменях,

Только на привиденья ворчит.

И когда шевельнется за шторой

Или скрипнет со стоном кровать —

Это лишь собутыльник, который

Не решил, то ли спать, то ли рвать.

И когда на звонок полупервый

Как ужалена рвется рука,

Это просто расшатаны нервы,

Ведь оттуда не будет звонка.

И когда в пьяной неразберихе,

Где черты переходят в черты,

Над рекой разлетятся шутихи

И на речку накинут мосты,

Мы накинем такие арканы

На открытые раны тоски,

Словно душу украли цыганы,

А усадьбу сожгли мужики.

Аккуратные горочки пепла

Как сугробы в проеме окна.

Лето кончилось; счастье окрепло;

И вода холодна, холодна.

Умирающий от рака режиссер

Говорил в своей начальственной уборной

О партере, где в проходах не пройти,

О галерке, где залезли друг на друга.

– Плохо пишут о моем спектакле,

А вот мненье публики… Не так ли?

Разрывалась его бывшая жена

Меж премьерой, примиреньем и примеркой,

Но вела себя по-прежнему примерно

И премьершею по-прежнему слыла.

– Никогда не угадать заранее,

Чем сорвешь у них рукоплескания…

Гамлет-младший думал: вшить или не вшить?

Гамлет-старший думал: что мне в этой бабе?

Клавдий думал: худсовет сошел на нет,

Не прислали б из района Фортинбраса.

– Современное решенье главной роли

В том, чтобы его – не закололи!..

В зале было и скучало ПТУ,

И звучала полурота артиллерии,

И Гораций, перепутав реплику,

Роль, спектакль и пол, кричал: «В Москву, в Москву!»

– Начинал обыкновенно я, а вот

Вдруг поперло сокровенное – и прет!..

Преисподняя ходила ходуном

Под ногами у преступников и прочих,

И в исподнем оказалась королева,

И Офелия мелькнула нагишом.

– Эта пьеса тем и хороша,

Что туда стреляет, где душа…

В капитаны пригласили постовых

И медбрата из соседней поликлиники,

И они по службе вынесли племянника,

Современное решенье сокрушив.

– Эту роль я сам всю жизнь мечтал сыграть.

Но не вышел ростом и талантом.

Мой талант – представить дело так,

Чтобы вам, друзья мои, рукоплескали…

– Творчество – негаснущий костер.

Сам сгоришь, другие благодарны.

Говорят, что я актерский режиссер.

Пусть актерский, лишь бы не бездарный!..

– Жил я ради вас, лишь ради вас,

Щедрые авансы выдавая

Всем, кто не в пивную под аванс,

А в священнодействие! в искусство!..

– Я прощаю вам, друзья мои,

Ваши постоянные интриги,

Ваши сплетни за моей спиной —

И меня, пожалуйста, простите…

– Ты прости, неверная жена,

Бог не обделил тебя удачей,

Ибо сразу встретила меня…

Нет, не плачь, не то я сам заплачу…

– Ты прости мне, если что не так,

Милая малютка Мельпомена.

Дайте мне рюмаху коньяку,

А теперь скорее «неотложную»…

Униженье уже унялось,

И никак не найти виноватых.

Я сегодня единственный гость

В бесноватых осенних пенатах.

Глухо вскрикнет под ветром сосна,

Задрожит мелколесье цветное.

Если смерть на миру и красна,

То едва ли с такой желтизною.

Наливает лениво залив

Свою гнило-соленую чашу.

Я сегодня не более жив,

Чем вкусны угощения ваши.

Ближе к ночи покажется дно!

И луны оловянное блюдо.

Если где-то на свете окно,

То его не увидишь отсюда.

Если где-то на свете слова,

Не расслышишь уже, не расслышишь!

Как усопшая эта листва,

Осыпаясь, лишь только и дышишь.

Слепота настает в темноте,

Где ни леший, ни пеший, ни конный, —

И церквушка о медном кресте

Где-то здесь. Но ни света, ни звона.

Ночь исполнена небытия.

Плоской крышкою купол небесный

Навалился на землю – и я

Распростерт между бездной и бездной.

Циркач циркачку распилил!

Она и глазом не моргнула,

А я по почте получил

Два одинаковых баула,

Где, не в комплекте, но милы,

И на судьбу в великой злобе,