Все остается в Боге.
БЕЗУМНАЯ ДЖЕЙН ГОВОРИТ С ЕПИСКОПОМ
Епископ толковал со мной,
Внушал и так и сяк:
"Твой взор потух, обвисла грудь,
В крови огонь иссяк;
Брось, говорит, свой грязный хлев,
Ищи небесных благ".
"А грязь и высь — они родня,
Без грязи выси нет!
Спроси могилу и постель —
У них один ответ:
Из плоти может выйти смрад,
Из сердца — только свет.
Бывает женщина в любви
И гордой и блажной,
Но храм любви стоит, увы,
На яме выгребной;
О том и речь, что не сберечь
Души — другой ценой".
Спи, любимый, отрешись
От трудов и от тревог,
Спи, где сон тебя застал;
Так с Еленою Парис,
В золотой приплыв чертог,
На рассвете засыпал.
Спи таким блаженным сном,
Как с Изольдою Тристан
На поляне в летний день;
Осмелев, паслись кругом,
Вскачь носились по кустам
И косуля, и олень.
Сном таким, какой сковал
Крылья лебедя в тот миг,
Как, свершив судьбы закон,
Словно белопенный вал,
Отбурлил он и затих,
Лаской Леды усыплен.
"Я родом из Ирландии,
Святой земли Ирландии,-
Звал голос нежный и шальной,-
Друг дорогой, пойдем со мной
Плясать и петь в Ирландию!"
Но лишь единственный из всех
В той разношерстной братии,
Один угрюмый человек
В чудном заморском платье
К ней повернулся от окна:
"Неблизкий путь, сестра;
Часы бегут, а ночь темна,
Промозгла и сыра".
"Я родом из Ирландии,
Святой земли Ирландии,-
Звал голос нежный и шальной,-
Друг дорогой, пойдем со мной
Плясать и петь в Ирландию!"
"Там косоруки скрипачи,-
Он закричал отчаянно,-
И неучи все трубачи,
И трубы их распаяны!
Пускай колотят в барабан,
С размаху струны рвут,-
Какой поверит здесь болван,
Что лучше там, чем тут?"
"Я родом из Ирландии,
Святой земли Ирландии,-
Звал голос нежный и шальной,-
Друг дорогой, пойдем со мной
Плясать и петь в Ирландию!"
Вот что сказал мне Том-сумасшедший,
В роще под дубом дом свой нашедший:
"Что меня с толку-разуму сбило,
Что замутило зоркий мой взгляд?
Что неизменный свет превратило
Ясного неба — в горечь и чад?
Хаддон и Даддон и Дэнил О'Лири
Ходят по миру, девок мороча,
Все бы им клянчить, пьянствовать, или
Стих покаянный всласть распевать;
Эх, не сморгнули б старые очи -
Век бы мне в саване их не видать!
Все, что встает из соли и пыли -
Зверь, человек ли, рыба иль птица,
Конь, кобылица, волк и волчица -
Взору всевидящему предстает
В истинном их полнокровье и силе;
Верю, что Божий зрачок не сморгнет".
ИЗ "ПОСЛЕДНИХ СТИХОВ" (1936–1939)
Я слышал, нервные дамы злятся,
Что, мол, поэты — странный народ:
Непонятно, с чего они веселятся,
Когда всем понятно, в какой мы год
Живем и чем в атмосфере пахнет;
От бомбардировок смех не спасет;
Дождутся они — налетит, бабахнет
И все на кирпичики разнесет.
Каждый играет свою трагедию:
Вот Гамлет с книгой, с посохом Лир,
Это — Офелия, а это Корделия,
И пусть к развязке движется мир
И звездный занавес готов опуститься -
Но если их роль важна и видна,
Они не станут хныкать и суетиться,
Но доиграют достойно финал.
Гамлет и Лир — веселые люди,
Потому что смех сильнее, чем страх;
Они знают, что хуже уже не будет,
Пусть гаснет свет, и гроза впотьмах
Полыхает, и буря с безумным воем
Налетает, чтоб сокрушить помост,-
Переиродить Ирода не дано им,
Ибо это — трагедия в полный рост.
Приплыли морем, пришли пешком,
На верблюдах приехали и на ослах
Древние цивилизации, огнем и мечом
Истребленные, обращенные в прах,
Из статуй, что Каллимах воздвиг,
До нас не дошло ни одной, а грек
Смотрел на мраморные складки туник
И чувствовал ветер морской и бег.
Его светильника бронзовый ствол
И года не простояв, был разбит.
Все гибнет — творенье и мастерство,
Но мастер весел, пока творит.
Гляжу на резную ляпис-лазурь:
Два старца к вершине на полпути;
Слуга карабкается внизу,
Над ними — тощая цапля летит.
Слуга несет флягу с вином
И лютню китайскую на ремне.
Каждое на камне пятно,
Каждая трещина на крутизне
Мне кажутся пропастью или лавиной
Готовой со скал обрушить снег,-
Хотя обязательно веточка сливы
Читать дальше