Анна Савина: Светоч

Одна китайская семья,
где сплошь все дети — акробаты,
вписала в лист календаря
незабываемую дату…
Отец и трое дочерей
крутили сальто так и этак,
а с ними мальчик — чародей,
трюкач — сынишка-малолетка.
Ему от силы года три,
а он со взрослыми на равных
такие фокусы творил
из обязательной программы,
что перехватывало дух,
когда, легко и вдохновенно
птенцом с отцовских, добрых рук
он поднимался над ареной,
крутился в воздухе легко —
проворный, маленький, бесстрашный…
И вдруг…… под зрительское «Ооо-ох!!!!!»
перевернулся неудачно…
Отец не смог его поймать,
и с высоты почти трёх метров
малыш упал — ни сесть, ни встать…
Лежит безвольно на цементе…
Весь зал затих…… и по рядам
прошла волна незримой болью,
а бодрый марш не замолкал,
и призывал собраться с волей.
Склонились тут же три сестры
по-матерински над братишкой.
Он сел… Скатились две слезы
по щечке маленькой неслышно…
Скривился ротик… в аккурат —
ещё мгновенье — он заплачет…
Но нет… не должен акробат
быть побеждённым неудачей!
И капли слёз смахнув с лица,
ребенок выполнил программу —
всю до победного конца,
до столь желанного финала…
Зал был подавлен… потрясён…
Мужчины-зрители беззвучно
на сцену шли со всех сторон,
чтобы пожать мальчонке ручку.
Пожать! Им было невдомёк,
что ручка сломана в запястье.
Как долог мужества урок!
Но он сказал себе: «Держаться!»
Под гром восторженных фанфар
и дикий шквал аплодисментов
в толпе застенчиво стоял
малыш… и щурился от света…

………

Уехал цирк. Спустя три дня
читаю старые афиши:
одна китайская семья —
отец… три дочки… и сынишка…

Вчера достала с книжной полки
потёртый томик наугад:
стихи Есенина и Блока,
и Маяковский с ними в ряд.
Не в этом суть…
………………Хотя, конечно,
мой долг — отдать поэтам честь,
и с восхищением неспешно
хоть пару строчек перечесть.
Я перечла,
………и восхитилась(!)
Но не поэтами — Бог мой!
Здесь, кроме них,
………скажи на милость,
творил ещё один герой —
такой родной и близкий самый
лишь с карандашиком в руках:
знакомый стиль
……………и почерк мамы
в скупых заметках на полях.
Ищу, волнуясь, год изданья:
ого(!) минуло тридцать лет —
с тех пор как эта книга маме
дарила добрый,
…………тихий свет.
Она была беспечно-юной.
Вся жизнь казалась впереди,
и сердца трепетные струны
рождали музыку в груди.
Да, я могла теперь построчно
читать волнующий роман,
что бился пульсом многоточий
вослед подчёркнутым словам.
Три восклицательные знака!!! —
Есенин…… строчки о любви……
А дальше?
…………Дальше кто-то плакал
и подчеркнул: «Не уходи…»
Чуть ниже горький знак вопроса —
вопросы чётко ставит жизнь…
Но нет ответа…
……………только слёзы,
пятном размывшие «Вернись!»
И я дрожащею рукою
листала повесть давних дней,
а образ мамы, в чём-то новый,
казался ближе и родней.
Хотелось взять её ладошки —
той, юной, —
………………девочки почти,
чтобы согреть в далёком прошлом,
от бед и горестей спасти.
Но жизнь, по счастью, многолика —
и вот уже с других страниц
сверкает мамина улыбка,
и яркий свет из-под ресниц.
Легко, размашисто и смело
знакомым почерком:
……………………… «Люблю!»
Душа торжественно пропела
гимн Счастья в пику февралю.
Во власти тайной, сладкой боли
я взгляд от строчек отвела,
закрыла томик… и невольно
к губам тихонько поднесла.

Свежесодранной волчьей шкурой
расстилалась под небом степь.
И луна, озираясь хмуро,
…………исподлобья сочила свет
на поля, на луга, на горы
…………жёлтой патокой тишины,
а ветра оголтелой сворой
рвали рощицы за штаны.
Два патрона. Один — навылет.
Смерть — волчице.
Охотник — рад.
Сучье племя — собаки — взвыли,
нервной дрожью смирив азарт.
Дымом — кровь.
……………преисподней — пасти.
Тушу — в сани,
……………и перекур…
Много ль надо ловцам для счастья? —
Пару-тройку звериных шкур.
Да уйти
к потайной избушке —
слушать ветер в печной трубе.
По сто грамм…
Ну, а после тушу
освежовывать на дворе…
Как верны и точны движенья —
нож легко полоснёт живот,
пальцы быстро, без напряженья
между ребер скользнут,
и вот
на ладони кровавым сгустком
сердце волчье…
— Ко мне, Дружок!
Хочешь мяса? Попробуй…… вкусно…
На вот…… ешь…… ешь, сказал…… щщщенок!
И слюной истекая,
жадно,
торопливо
вгрызался пёс
в мякоть волчьего миокарда,
кровью вымазав теплый нос…
Вдруг незримо в лицо убийцы
недоверчиво, с холодком
заглянула душа волчицы
Дрожь — по телу.
И в горле — ком…
— Что-то ветром подуло… чуешь?
Эй, Дружок…… заходи-ка в дом…
Хрен с ней — с тушей…… доосвежуем
как-нибудь не сейчас…… потом…
Поплотнее захлопнув ставни,
он не видел, как в лунный свет,
серпантином вплетался странный,
незатейливый, волчий след.
Так Душа уходила к звёздам,
унося с собой тайный груз,
чтобы вечером зимним, поздним
источать колдовскую грусть.
И с тех пор по ночам не спится
ни охотнику и ни псу —
голубые глаза Волчицы
льют с холодных небес росу.
Сколько вызрело полнолуний!
Сердце мается — вой не вой:
не забыть той Волчицы юной —
видно, душу, взяла с собой.