Анна Савина: Весна. Стихи.

— Вас ждёт в саду Императрица!
— Я очень рад… да… очень рад!
«Какого чёрта ей не спится
в такую ночь и снегопад?!»
— Поторопитесь, граф…
— Конечно!
Орлов спускается с крыльца:
— Ах, Катерина, друг сердешный…
Так вот ты где! Не прячь лица…
Смотри, какая заваруха!
Буран! Кружится голова…
Зима Кудесница-старуха
плетёт над нами кружева.
Но ты молчишь… Аль мне не рада?
В неровном свете фонарей
не различить родного взгляда…
Уймись, проклятая метель!
Вдруг Катерина, сдвинув брови,
спросила тоном ледяным:
— Ну, что голубчик мой…… Григорий,
В последний раз поговорим?
— О чём, Пресветлая? О чувствах?
— Не зубоскальте, граф Орлов…
О Ваших пьянках и распутствах.
— Пардон… но я…
— Не нужно слов!
Распутства? Господи… Бог с ними —
Когда б они, кроме всего,
моё не оскверняли Имя
и не порочили его.
Когда бы Вы не забывали
и отдавали в том отчёт:
КОМУ(!) на верность присягали,
КОГО(!?) любили…
И ещё…
Вообразив, что я Вам ровня,
не возмущали б высший свет
и не плевали с колокольни
на такт и царский этикет.
Похвально, что ж… И очень смело!
Но до поры…… лишь до поры.
Теперь Судьбе найдётся дело:
точить не перья…… Топоры!
— Всё, не могу… Довольно вздора!
Я думал шутишь… Вот те раз!
И ты для этих разговоров
меня звала в столь поздний час?
— Орлов, Вы помните, быть может,
насколько я была щедра?
Но мне так просто уничтожить
Вас лёгким росчерком пера.
Нет! Даже в самом страшном гневе
я не лишу Вас, милый мой,
чинов… наград… и привилегий —
кроме единственной(!)……одной…
— Какой?
— Григорий, не смешите…
Вы — мой неистовый Каприз:
Орёл…… Мужчина… Повелитель,
смотревший властно сверху вниз.
Вы тот, с кем дальше я могла бы,
отдавшись телом и душой,
считать себя обычной бабой —
бедовой, страстною, хмельной.
Всегда готовою на шалость —
Звездой, упавшей с высоты…
Лишь Вам, мой ангел, дозволялось
с Императрицей быть на «ты».
Ни сна не ведая, ни страха,
всерьёз… так искренне любя,
я величала Вас не графом,
а Богом! Слышите меня?
Но полно!
Ветер, свирепея,
швырял снежинки им в лицо
а тьма, сгущаясь и чернея,
когтила царское крыльцо.
Птиц растревожив тихим звуком,
над парком плыл вечерний звон.
— Уж поздно, граф… Целуйте руку…
И убирайтесь к чёрту……
Вон!!!
— Не передумаешь? Однако…
Он развернулся тяжело.
Ревел буран… хотелось плакать…
И спазмом челюсти свело…
Пустым, неумолимым взглядом
Она смотрела вслед Ему —
тому, кто был так долго рядом,
и навсегда ушёл во тьму.
Ушёл!
Как больно! Боже правый…
Да что ж ты делаешь, Любовь?!
Но за спиной её — Держава.
А в жилах — царственная кровь.
Последней милостью внезапной
сумев свой гнев перебороть,
перекрестила троекратно,
шепнув:
«Храни Его, Господь…»

Если ты выжил под небом провинции —
хлебом единым сыт,
если не вытравил все твои принципы
затхлый мещанский быт,
значит, ты в целом чего-то стоил…
Только зачем, скажи,
вновь возвращаться в село глухое
из городов больших?
Что тебя манит сюда? Акации?
Или знакомый пруд?
Что ты забыл на далёкой станции,
словно тебя там ждут?
Просто банальная ностальгия? —
в прошлое грустный взгляд…
Лица — любимые…… дорогие —
их не вернуть назад…
Нет, от чего же?
— Михалыч, здравствуй!
Ба! Сколько зим и лет!!!
Школьный учитель — весёлый… классный…
— Эх, не узнал… привет!
А постарел-то! Седой и сухонький…
Кажется, жив едва…
Знать, коротает свой век на кухоньке…
— Как же! А чёрта-с два…
Помнишь, ходили в десятом классе
в Ельню встречать зарю?
Ты ему в тон отвечаешь:
— Здрасте!
Как же не помнить? Ну…
— Ну, так и вот… через две недели
в самом конце весны
снова зовут меня в дальний ельник
здешние пацаны…
— Ну, ты, Михалыч, даёшь… приятель..
Сила-то есть в ногах?
— Дело не в силе…… Металлоискатель
нам бы с собою… ах — хх…
Там ведь бои, понимаешь, были —
немец стоял стеной…
Там, за деревнею, есть могилы
наших ребят…
— Постой…
Бог с ней — с деревней… войной… и фрицами…
Знаешь, я понял вдруг:
нам бы не выжить в глухой провинции,
если б ни ты, мой друг…
Ты научил нас смотреть на звёзды
в час, когда спит земля.
Ты утверждал: никогда не поздно
всё начинать с нуля…
И зародил в наших детских душах
тягу к большой мечте.
Ты говорил: «Если быть — то лучшим…
Лучше — на высоте…»
Знаешь, Михалыч…… и вот теперь я
счастлив за тех ребят,
что по весне за тобою в Ельню
снова идти хотят…
Ты не сдавайся…… хотя б из принципа…
выдюжи как-нибудь
ради парней, что в глухой провинции
ищут высокий путь…