Перси Шелли - Возмущение Ислама

Мой образ в этом зеркале возник;
Была как ветер юность золотая,
Как ветер на водах: мой бледный лик
Волна волос, до времени седая,
Окутала; в морщинах и чертах
Не старость, но страданье говорило,
Но все же на губах и на щеках
Горел огонь, в нем чувствовалась сила,
Я хрупким был, но там в глазах горел
Дух сильный, он утончен был и смел.

И хоть печаль теперь была во взорах,
Хоть изменились бледные черты,
Намек в них был на те черты, в которых
Светился гений высшей красоты;
В них чувствовался лик, что мне когда-то
Струил благословение свое,
Лицо ее — с ней слившегося брата,
Тот облик был похож на лик ее;
Был зеркалом он помыслов прекрасных
И все хранил следы видений ясных.

Что ж я теперь? Спит с мертвыми она.
Восторг, и блеск, и мир сверкнули, скрылись.
Погибла ли та тучка, что, нежна,
Горела, но сиянья затемнились?
Или в безвестной ночи, в темноте,
На крылах ветра своего блуждает
И в новой освеженной красоте
Живым дождем на землю упадает?
Когда под морем рог острит луна,
Мерцаньем звезд лазурь озарена.

С Отшельником расстался я, печальный,
Но бодрый: много было взглядов, слез
И замедленных слов, но в путь мой дальний
Вело меня сиянье высших грез.
Туда, где Стан. По мощным горным скатам
Я шел среди зазубренных вершин,
Среди лесов, с их пряным ароматом,
Среди глухих болот, среди долин.
Земля была в одежде звездотканой,
Была весна, с весельем, с грустью странной.

И ожил я, и бодро шел вперед,
Как бы ветрами легкими влекомый;
Когда же ночь темнила небосвод,
Во сне ко мне склонялся лик знакомый.
Мне улыбались ласковые сны,
Я видел Цитну, но живой, не мертвой;
Когда же день светил мне с вышины,
Я просыпался, видел распростертый
Широкий мир, и этот нежный сон
Как будто был стеною отделен.

Та дева, что светильник Правды ясный
Над Городом проснувшимся зажгла,
Чьих светлых дел сиял узор прекрасный,
В моих мечтах восторженных жила.
Надежда ум питает всем, что встретит,
Цветами, как и сорною травой.
Тот труп — была ли Цитна? Кто ответит?
Иль было то безумною мечтой?
Ум не терзало это упованье,
О нет, оно струило мне сиянье.

Я наконец прошел последний скат,
Уклон обширный снеговой вершины;
Под низкою луной увидел взгляд,
И Стан, и Город, и простор долины,
А по краям верхи Азийских гор,
Полночное мерцанье Океана,
Домов и крыш причудливый узор,
Светильники, как звезды средь тумана,
И, вырвавшись как будто из Земли,
Костры горели там и сям вдали.

Не спали лишь одни сторожевые
Да те, что за огнем на маяке
Смотрели; редко возгласы живые,
То там вдали, то здесь невдалеке,
Вставали; тишина потом полнее
Была средь этой спящей темноты.
Какая ночь! Квакая власть, лелея
Умы людей, питала в них мечты!
Добро и зло, в страстях переплетенных,
Свой вечный бой вели в тех душах сонных.

Победной Власть Добра теперь была;
По множеству тропинок и уклонов.
Среди шатров, где были ночь и мгла,
Я шел среди безмолвных миллионов;
Луна, окончив странствие свое.
Сошла с Небес; восток белел зарею;
И юноша, склоненный на копье,
В редевшей мгле предстал передо мною;
Я вскрикнул: "Друг!" — и этот крик сейчас
Стал лозунгом живых надежд для нас.

Я сел с ним, и до самого рассвета
О чаяньях мы говорили с ним,
Как высока была беседа эта!
И звезды уходили в светлый дым;
И мнилось мне, пока мы говорили,
Что голос у него как бы тонул
В какой-то давней, мне знакомой, были;
Когда ж рассвет широкий нам блеснул,
Он посмотрел и, точно пред виденьем,
"Так это ты!" — воскликнул с изумленьем.

Тогда я вдруг узнал, что это он,
Тот юноша, с кем первые надежды
Мой дух связал; но был он отдален
Словами клеветы; и он в одежды
Холодного молчания замкнул
Свою любовь, а я, как оскорбленный,
Стыдился, — и надолго потонул
Наш свет во тьме, клеветником сгущенной;
Нам истина теперь открылась вдруг,
И снова каждый был и брат и друг.

В то время как, с блестящими глазами,
Беседовали мы, раздался зов;
Встав точно из земли, он вдруг над нами
Промчался, исходя из всех шатров:
"К оружию!" Средь полчищ, распростертых
Во сне, прокрались воры-палачи.
И в быстрой схватке десять тысяч мертвых
Оставили их подлые мечи;
Те самые сердца они топтали,
Что жизнь щадили их и свет им дали.