Вера Полозкова - Осточерчение

24 ноября 2008 года, back to Morjim

26 ноября 2008 года, Морджим

27 ноября 2008 года, Москва

Нет, не увидимся.

Нечем будет увидеться.

Только здесь, понимаешь, существуют эти пленительные частности: у книг разные обложки, у людей бесконечно несхожие разрезы глаз, снег – не то, что дождь, в Дели и в Москве одеваются неодинаково, крыса меньше собаки, шумеры вымерли раньше инков – только тут всё это имеет значение, и кажется, будто – огромное; а там все равны, и всё одно, и всё – одно целое. Вечность – это не «так долго, что нельзя представить», это всегда одно и то же сейчас, не имеющее протяжённости, привязки к точке пространства, невысчитываемое, невербализуемое; вы не найдёте там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся – как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки – довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придёт пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти – нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял – во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу – сахарно-белое, а между белым и белым – горизонт, и как девушка смеётся в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжёлой воды в грозу – на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков – чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся, и обратно ещё долго не захочется – в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот – совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности – воин там, земледелец, философ; тело – это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в «Варкрафте» догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.