Хорхе Андраде - Место происхождения

Ты нескончаема, река Гуайяс, [6] Гуайяс — река в Эквадоре, протекающая через город Гуайякиль и впадающая в Тихий океан.
ты к морю с грузом горизонтов дальних
идешь, и корабли, не напрягаясь,
неспешно сходят с гор твоих хрустальных.

Ты растворяешь даже побратима:
с тобой уходит время по теченью,
и день тропический необратимый
в твоем теченье катится к забвенью.

За годом год, столетья ряд за рядом,
эпохи, поколенья, цвет и тленье
ты провожаешь безразличным взглядом,
о, пастырь берегов и поселений!

Корабль торговли или голой силы,
открытий или авантюры шалой
ты столько раз на землю выносила,
иль в свой плавучий склеп ты помещала.

Смущает твой покой лишь крик испуга,
тобой рожденный, или сновиденья:
растенье под водой иль рыбы-друга
и легкое и тяжкое движенье.

Свое имущество перечисляя,
ты смотришь на волов, именья, гроты;
по одиночествам своим гуляя,
ты в камыши уходишь, как в ворота.

Ты — земледелец, собираешь грязь ты,
чтоб сделать плодородным побережье,
и, на ходули встав, тебя не застят
дома, и сквозь деревья свет твой брезжит.

Свое биенье, сердце с кровью жидкой,
передаешь холмам, полям, и чащам,
и сахарным стеблям, и пережитку
другой эпохи — ящерице спящей.

Свой след на иле ночью оставляет
корсара тень, зарезанного бандой;
протокой лодка синяя ныряет,
вылавливая звезды контрабандой.

Сквозь память одиноко пробегая,
скрываешься, но неизменно длишься;
одна и та же и всегда другая,
сама себя преследуя, ты мчишься.

Псам пены и воды твоей швыряю
свою одежду лживую, чужую,
и в верности тебя я заверяю,
и слову свежести твоей служу я.

О, старшина всех рек! Поток бессменный,
свободный, непрерывный твой походит
на кровь мою, — в ней корабли мгновенно
приходят, и проходят, и уходят.

Зима. Пророчат все прогнозы
осадки в виде перьев, ибо
линяют ангелы в морозы.

Весна-певунья. Торжествуя,
она на листьях, как на счетах,
считает птичьи поцелуи.

А летом алый плащ заката
взлетит, скрестив над полем крылья,
в которое июль-тореро
вонзит колосья-бандерильи.

Октябрь. Обобрана до нитки,
скорбит и нищенствует нива,
и христарадничает пашня
с поводырем — плакучей ивой.

Реки друг друга ищут по свету,
тянутся к морю шеей жирафьей.
Реки на карте — синие струны,
карта — собранье их биографий.

Гидрографический калейдоскоп
проиллюстрирован сменой деревьев.
Радугой перьев по берегам
снится экватор зарослям древним.

Комель корявый, словно в лиане,
в кольцах змеиных с черным отливом.
Пальмы кокосовой смуглое тело.
Пальмы банановой пышная грива.

В чаще, ломящейся от попугаев,
бродит индеец длинноволосый,
бродит босой укротитель москитов
и пожиратель млечных кокосов.

Горные реки в пене погони.
Струи острее шпоры колючей.
В жгучем потоке дыбятся кони.

Мост закорюкой никнет к стремнине.
Здесь индианка каждое утро
воду проносит в узком кувшине.

Перепелиный берег излуки.
Взгляд черепахи каменноглазой.
Мокнет колода золотомойни,
корчится в иле корень чумазый.

Ствол каучука среди поляны
(лестница ловкого аборигена)
прячет под сердцем рваную рану.

Встречная лодка. Паруса шелест.
Груз: семена и груда винтовок.
Правит рулем белокурый пришелец.

Лемех взрезает берег отлогий,
входит железо в землю упруго.
Радуга в небе звонкой подковой
гнется над пашней, чесанной плугом.

Горные реки — каменотесы.
Реки низины — глянец дороги.
Реки в чащобе — миллионеры.
Спустим же на воду наши пироги!

Фруктовая церковь
в придорожной пыли жизни.
Стеклянные апельсины окон.
Органные трубы сахарного тростника.

Ангелочки: цыплята
девы Марии.

Голубоглазые колокольчики
босиком выбегают
в поле.

Солнечные часы.
Ветер — рубаха-парень,
принесший воскресные вести
с холма.