Ованес Туманян - Ануш

На крыльях ветра рея ввысь,

На лунные сев лучи,

Толпою пери собрались

На вершине горы в ночи.

«О сестры! скал и родников

Прелестные духи, – сюда!

Оплачем юную любовь,

Погибшую навсегда!..

Кувшином девушка брала

Волну от семи ключей.

С семи кустов цветы рвала,

Гадать о любви своей.

Под звезды воду и цветы

Она поставила в ночь,

Моля у звездной высоты

В любви ей, бедной, помочь…

Жаль нам, Ануш – горный цветок!

Жаль горькой любви твоей!

Жаль стан твой стройный, розы щек!

Жаль темных морей – очей..»

Цветы раскрылись по склонам гор,

Как взоры, полные слез,

И с тихим ветром в ночной простор

Стенанье их понеслось:

«О, горе, Ануш, о, горе, наш друг!

Любви твоей жалко нам…

О, горе, Саро, о горе, пастух!

Любимым твоим горам!..»

«О сестры! скал и родников

Прелестные ду’хи – сюда!..»

Так хором скорбных голосов

Звучала всю ночь высота.

Волшебный зов, с угрюмых круч

Летящий к лугам в росе…

Но, лишь заиграл первый луч -

Незримо исчезли все,

Спрятались в дуб толстоствольный,

В холодные ручейки,

Канули в пенные волны,

Летящей со скал реки…

Лори меня вновь неустанно зовет,

Тоска по отчизне мне сердце томит.

И властно расправила крылья, и вот

Душа моя к дому родному летит.

А там, перед отчим сидя очагом,

С тоской и надеждой давно меня ждут

И, слушая вьюгу в ночи за окном,

О витязях древних беседу ведут.

Туда – где гора над горою встает,

Где по небу горы ведут хоровод,

Где пьяные горы встают поутру,

Как гости, на свадебном буйном пиру

Плясавшие, пившие целую ночь,

Когда стародавние богатыри

Дэв-Бед и Дэв-Ал Арагацову дочь,

Украв, привезли в неприступный Лори.

Эй! горы зеленые, детства друзья!

Опять я вас вижу, и вспомнилась мне

Счастливая ранняя юность моя!

Любимые лица прошли, как во сне,

Прошли, будто множество ярких цветов,

Что прошлой весной здесь на склонах цвели,

Прошли, как ручьи прошлогодних снегов, -

Но снова взываю я к ним издали…

Вы – первые воспоминания! вам

Привет моей осиротелой души!

Вас ищет она по горам и холмам,

Взволнованным голосом кличет в тиши!

«Из тьмы, из могилы вставайте опять,

Хочу вас увидеть, услышать, обнять!»

И снова дышите весной бытия,

Чтоб высшей отрадой наполнился я.

Из темных пещер, с обомшелых громад

Утесов, из чащи безмолвных лесов,

Сквозь годы, как эхо, – я слышу – звенят

Далекие звуки родных голосов.

Вновь крики кочевья звучат издали,

И вновь над шатрами дымки расцвели.

И бодро встают из предутренней тьмы

Знакомцы, и прошлое снова живет.

А там, где росою дымятся холмы,

Чу! – слышишь? – пастух в отдаленьи поет:

«Эй, сиди в шатре, девушка, молю!

Закружила ты голову мою.

Я забыл покой, как ашуг пою.

С песней, как в бреду,

По лугам иду.

Бросил я овец,

За тобой бреду.

Ты огнем любви сердце мне сожгла,

Нитями волос ноги обвила.

Я умчу тебя силой из села,

Эй, девушка гор,

Красавица гор,

Смуглая краса,

Черная коса!

Коль не суждена ты мне никогда -

Не стерплю тогда, кровь пролью тогда,

В горы я уйду, сгину без следа!

Эй, полночь – глаза!

Эй, море – глаза!

Погублю себя

Я из-за тебя!»

Саро молодой на склоне поет, -

Не может Ануш в шатре усидеть.

«Ты знаешь, нани [Нани – мать, матушка], нас кто-то зовет…

Ну, слушай, нани… Ну, дай поглядеть!»

«Довольно, Ануш, в шатер свой войди!

Ведь девушка ты, спокойно сиди.

Увидят тебя – осудит народ,

Худая молва повсюду пойдет».

«Нани, погляди-ка, на склоне другом

Щавель, как ковер, зеленеет кругом.

Пусти погулять ты дочку свою,

Нарву щавеля, «Джан-гюлум» спою».

«Ты что потеряла, негодная, там?

Что тянет тебя к молодым пастухам?

Сиди-ка в шатре да за дело берись,

Будь скромной! ведь ты уж невеста! Стыдись!»

«Ой, сердце мое беспокойно давно,

Нани, и томится и ноет оно,

То вдруг окрылится и рвется тогда

Не знаю – куда! Не знаю – куда!

Нани-джан! [Джан – ласкательное обращение] Нани!

О, как же мне быть?

Покоя мне нет, что сделать с собой?

Нани-джан! Нани! позволь же сходить

С подругами мне – к ручью за водой!..»

В ущелье девушки толпой

С кувшинами бегут,