Ованес Туманян - Ануш

Смеются, шутят меж собой,

И на бегу поют:

«Сквозь тучи падает поток

В кипучем серебре;

Чей яр [Яр – возлюбленный (-ая)], печален, одинок,

Рыдает на горе?

Эй, воды снеговых вершин,

Спадающие с гор,

Бегущие по дну долин

На луговой простор!

Видали ль яра моего?

Напился ли мой яр?

Прошла ли боль в груди его -

Бессонный сердца жар?»

«Твой яр, огнем любви спален,

Пришел, воды испил;

Как жаждал он! – Но жажды он

Водой не утолил…»

«С вершин бежит поток седой

В кипучем серебре…

Ах, то – мой яр, то – милый мой

Рыдает на горе!..»

И в сердце у матери выросло вдруг

Глухое сомненье, неясный испуг…

«Давненько Ануш кувшин свой взяла,

Спустилась к ручью – и все не пришла…

А тучи сгустились, окутали высь,

В ущелья забились, друг с другом сплелись.

И – страшно! – беды не случилось бы с ней,

Немало ведь бродит недобрых людей…

Ануш, ох, бессовестная!» – И встает

Старуха и к краю ущелья идет.

И, ко лбу ладонь прислонивши, кряхтя,

Бесстрашное кличет и кличет дитя:

«Эй, дочка, срамница! Что делаешь ты

В овраге одна средь такой темноты;

Глянь – тучи какие, гроза на пути!

Ты что потеряла, не можешь найти?

Ты слышишь, Ануш? Эй дочка Ануш!» -

И бьет по коленям и охает: «вуш!»

Над пропастью мать, растерявшись, сидит

И вниз, с омраченной душою глядит…

А тучи сгустились, окутали высь,

В ущелья забились, друг с другом сплелись

И – страшно! – беды не случилось бы с ней,

Немало ведь бродит недобрых людей…

«Ну, пусти меня!.. Слышишь? Мать звала…»

«О, не уходи! Погоди, молю!..»

«Ах, пусти, уйду… Я с ума сошла!..

Нет! не любишь ты так, как я люблю;

Только я одна плачу и томлюсь,

Думала – тебя вовсе не дождусь.

Ты совсем, совсем про меня забыл:

С коих пор одна здесь сидела я,

Я ждала, ждала, ты ж не приходил,

Все глаза в тоске проглядела я!

Нет, ты меня

Не слушаешь,

Ты обо мне

Не думаешь…

А я сгорю,

Огнем взовьюсь,

Я растворюсь,

Ручьем прольюсь.

Не знаю я,

Чем стану я,

Коль еще раз

Так буду ждать…

Ива – говорят -

Девушкой была,

Милого ждала,

Милый не пришел.

Стан склонив, как ствол,

Ивой у реки

Сделалась она,

Высохла с тоски…

Шелестя листом

Тонким над водой,

Все стоит она,

И дрожит она,

И скорбит тайком

Вечно об одном,

Лишь о том, как яр

Милую забыл…»

«Ах, Ануш, Ануш! – упрекаешь ты,

А не знаешь ты -

Для кого свою песню я пою,

С кем я говорю?..

И свирель моя, жалуясь без слов,

Чью зовет любовь…

И, когда в мечтах застываю я,

С кем бываю я…

И тоской о ком весь я полонен.

И о ком мой стон…

Ах, Ануш, Ануш! сердца нет в тебе!» -

Юноша пастух,

Пал на грудь Ануш, застонал в мольбе

Замолчал, потух.

«Ануш! Эй, Ануш! – скорее иди!» -

Старуха нани вздыхает, кричит.

«Иду я, нани! Иду! Подожди!» -

Ответ в глубине ущелья звенит.

Рассыпались косы у ней по спине,

И пряди упали на щеки в огне,

И вышла из пропасти, сквозь облака,

Как лань, убегающая от стрелка,

Кувшин на плече притащила пустой

И нет на плече у ней для кувшина

Подстилки. В ущелье осталась она.

Эх, горе – беспечность души молодой.

«Нани, испугалась я!» – дочь говорит.

И хочет всплакнуть, да слеза не бежит. -

«Внизу я людей увидала вдали,

Подумала – турки купаться пришли…»

Старуха клянет, досады полна,

Трусливую глупую дочку свою.

И сходит, бранясь, в ущелье она

С кувшином пустым обратно к ручью.

Амбарцум настал. Горы зацвели,

Дно долин горит, как ковер, вдали.

Девушки пошли на горы гулять,

Собирать цветы, песни петь, гадать.

«Амбарцум, яйла,

Яйла-джан, яйла,

Тени гор, яйла,

Яйла-джан, яйла!»

Запах трав смешав

С песней молодой,

Девушки бегут,

Пестрою толпой,

Роем мотыльков

Реют меж цветов.

«Амбарцум, яйла,

Яйла-джан, яйла,

Вешний день, яйла

Яйла-джан, яйла!»

Амбарцум настал,

На горах крутых

Сердцу загадал:

Кто же твой жених?

Ай, джан-пастух, ай, розы-цвет, – чей ты есть?

Нет! видит бог и видит свет, – мой ты весь!

Вот и ты берешь

Скрытый жребий свой

Будет всем хорош

Яр твой удалой!

Усы – два нежные ростка, стан красив,

Не горевать тебе – пока яр твой жив!

«Амбарцум, яйла,

Яйла-джан яйла,

Жар сердец, яйла,