И хотя непорочность застоя
мной зачата, хоть плачет ОВИР…
Но ничто не родится святое
в нашей жизни с тобой.
Не ври!
1988
Люблю Россию я…
М. Ю. Лермонтов
Люблю я СССР,
но странною любовью…
Повинен в том рассудок мой,
захлебывающийся «Медвежьей кровью»,
но не желающий за упокой
России пить.
И не желая брата
признать в продажном продавце надежд,
ведь «диктатура пролетариата» —
есть власть не помнящих родства невежд.
Закон «партийности литературы»
свободе Слова в глотку кляпом вбит.
Ну, а любимая прокрустова цензура
в башке у каждого,
как мент, сидит
и принимает разные обличия…
Но как только демократий зуд —
Еffтушенок в трусиках и лифчиках
с красным флагом к Ленину везут.
Ветераны половых сражений,
постельных инвалидиков отряд,
внучата Ильича – «совьетски Женьи»,
припавши к гробу,
песни говорят…
Но единой сказкой жить несладко.
Вымучив другую, по стране
тащит хозрасчет с марксистской хваткой
Михаил на белом скакуне.
И искусство в помощь,
как условились, —
раз редко экономика щедра,
Плисецкая «прибавочную стоимость»
танцует в «Капитале» Щедрина.
И под гром оваций и приветствий,
запинаясь у Больших Дверей,
знамя русской интеллигенции
несет-блюдет ответственный еврей…
Все идем мы от мечты к надежде,
красим в красный цвет —
за годом год.
Все меняется,
но, как и прежде,
татарин подметает,
русский пьет…
Ох, время разрешенных революций —
в сердце, в спорттоварах и в Кремле.
Только почему ж контр-эволюция
топор в ладони вкладывает мне?!
Анархист голодный зело страшен, —
так и хочется —
едрена мать! —
звезды обрубать с кремлевских башен
и буржуям сытым продавать.
Плюрализм нам счастие размножит,
только вдруг увидишь —
без прикрас —
экспорт революции возможен,
пока нет другого экспорта у нас…
Про Коран забыли, про Христа,
Русский интерес под небом синим…
Преданные смертники России
стонут песни про Афганистан…
Тракторист – Генсек
в стыдливой стойке
покаянье принял, —
ерунда!
Блядствует в России Перестройка —
все для вас в России,
господа!
Мы ж безразличные, тупые
и постольку
вы прямо в Кремль несите по рублю —
на Горбачева М.,
на Перестройку,
на СССР и
«странное люблю»…
1989–1990
Ну, вот и все, Генсек, вы сняли маску —
закончен маскарад…
Вы на коне.
И демократия, подружка сказки,
вас ждет в постели вашей наконец…
Что ж, торжествуйте!
Знайте лишь, в увечье
моральном спит еще не весь народ.
Скорей черните беспринципной речью
всех тех, кому заткнуть успели рот…
Пусть Солженицын, Лихачев – в мандраже
сдались, смирились,
получив под дых…
Но все ж не Ленин вы, не Троцкий даже,
хоть и страшны в претензиях своих:
отдать на откуп всю страну Европе!..
Приличней бы, в чем мама родила,
за доллары подставить свою ж… —
вот тут уж ваши личные дела.
Но так искать признанья – просто скверно.
Вам Запад льстит,
дурея от хлопот.
Но вы же в их глазах – не Миша Первый,
не Горб Великий,
а простой холоп.
Зачем кооператорскую таксу
то поднимать, то снова опускать?!
Иль по России старикашку Маркса
за бороду устали вы таскать?! —
сдались ли просто, дотащить не чая?
Коль домработницы над властью держат верх,
а экономикой парторги заправляют,
Генсек,
вы разорите вся и всех.
Неграмотны вы, Миша, мудреваты,
не любите своей страны, людей…
И, честность загноив, в партаппарате
разводите валютных вы блядей…
Теперь опять о Гласности…
Осилив,
державною придавите пятой?!
Есенин, Маяковский, П. Васильев…
Кто дальше:
я, мой друг, читатель мой?!
Мы славим вас!
И, отрезвев от рвоты,
в стране,
где снова тонет все во лжи,
идем на ВЫ, хоть там, за поворотом,
нас ждут менты —
им тоже надо жить…
1989–1990
Двое в комнате.
Я
и Ленин —
фотографией
на белой стене.
В. Маяковский
В стране разруха, кровь и бурелом…
Но розовеют лица в одночасье —
в толпе трудяг возник
принесший счастье
великий Ленин —
с надувным бревном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу